Р. Чайковский. «Излучение оригинала»

На основе данных, собранных д-ром Т. Шнайдером, можно допустить, что суммарный тираж изданий произведений Э.М. Ремарка (включая и периодические издания) в семидесяти странах мира более чем на шестидесяти языках достигает многомиллионных величин¹. Это означает, что творчество писателя стало достоянием всего человечества, и Ремарк по праву может быть назван писателем планетарного масштаба.

Важную роль в том, что книги Ремарка стали близкими и дорогими сотням миллионов людей на всех континентах, сыграли переводчики его произведений на языки народов мира. Общее количество переводчиков, которые в разные годы переводили произведения Ремарка на свои языки, превышает тысячу. Достаточно сказать, что только на русский язык прозу, драматургию и поэзию Ремарка переводили более шестидесяти человек.

Важной особенностью изданий романов Э.М. Ремарка в переводах на иностранные языки является тот факт, что многие из них существуют в двух и более переводах на один и тот же язык.

Роман Э.М. Ремарка «Искра жизни», о котором идет речь на страницах нашего альманаха, также относится к числу тех произведений, которые вызвали неподдельный интерес во многих странах. По последним данным, этот роман переведен на тридцать языков, а именно: на албанский, английский, бенгальский, болгарский, венгерский, вьетнамский, греческий, датский, иврит, исландский, испанский, итальянский, китайский, корейский, литовский, нидерландский, норвежский, польский, португальский, русский, сербскохорватский, словенский, турецкий, украинский, финский, французский, чешский, шведский, эстонский и японский языки². На многие языки этот роман переводился неоднократно. Так, есть четыре разных перевода на китайский язык, по три перевода на португальский и турецкий, по два на греческий, сербскохорватский, испанский и чешский языки.

На русский язык роман переводился четыре раза. Думается, что достижение китайских и русских переводчиков вряд ли будет превзойдено в ближайшее время переводчиками на другие языки.

Ниже мы приводим фрагмент из романа «Искра жизни» в одиннадцати переводах на восьми языках. Отрывок, взятый нами для иллюстрации постулата о переводной множественности исходного текста³, представляет собой описание концлагеря Меллерн, которое уже частично было использовано в публикуемой в этом сборнике статье Е.В. Нарбут. Мы приводим переводы на основные славянские и западноевропейские языки. Сопоставление этих переводов подтверждает мысль Н.К. Гарбовского о том, что переводческий эквивалент является неким допущением, поскольку в основе переводческой деятельности лежит индивидуальное восприятие текста оригинала и субъективная способность переводчика представить себе то, что ему видится эквивалентным⁴.

Мы с удовлетворением констатируем, что «допущения» переводчиков перепечатываемых ниже вариантов весьма близки по содержанию и форме исходному тексту Ремарка. Это подтверждает нашу гипотезу о том, что оригиналы произведений Ремарка словно ведут рукой переводчика, и переводчику не остается ничего другого, как повиноваться оригиналу, чтобы сделать доброкачественный перевод⁵. Именно поэтому лучших результатов достигают смиренные переводчики, а не те, которые мнят себя соперниками автора оригинала.

ERICH MARIA REMARQUE. DER FUNKE LEBEN

...Er hörte nichts Verdächtiges. Die Wachen auf den Maschinengewehrtürmen waren halb am Schlafen, und auch hinter ihm blieb alles ruhig. Vorsichtig wandte er den Kopf und blickte zurück.

Das Konzentrationslager Möllern döste friedlich in der Sonne. Der große Appellplatz, den die SS humorvoll den Tanzboden nannte, war nahezu leer. Nur an den starken Holzpfählen, rechts vom Eingangstor, hingen vier Leute, denen die Hände auf dem Rücken zusammengebunden waren. Man hatte sie an Stricken so weit hochgezogen, daß ihre Füße die Erde nicht mehr berührten. Ihre Arme waren ausgerenkt. Zwei Heizer vom Krematorium vergnügten sich damit, aus dem Fenster mit kleinen Kohlestückchen nach ihnen zu werfen; aber keiner der vier rührte sich mehr. Sie hingen schon eine halbe Stunde an den Kreuzen und waren jetzt bewußtlos. Die Baracken des Arbeitslagers lagen verlassen da; die Außenkommandos waren noch nicht zurück. Ein paar Leute, die Stubendienst hatten, huschten über die Straßen. Links neben dem großen Eingangstor, vor dem Strafbunker, saß der SS-Scharführer Breuer. Er hatte sich einen runden Tisch und einen Korbsessel in die Sonne stellen lassen und trank eine Tasse Kaffee. Guter Bohnenkaffee war selten im Frühjahr 1945; aber Breuer hatte kurz vorher zwei Juden erwürgt, die seit sechs Wochen im Bunker am Verfaulen gewesen waren, und er hielt das für eine menschenfreundliche Tat, die eine Belohnung verdiente. Der Küchenkapo hatte ihm zu dem Kaffee noch einen Teller mit Topfkuchen geschickt. Breuer aß ihn langsam, mit Genuß; er liebte besonders die Rosinen ohne Kerne, mit denen der Teig reichlich gespickt war. Der ältere Jude hatte ihm wenig Spaß gemacht; aber der jüngere war zäher gewesen; er hatte ziemlich lange gestrampelt und gekrächzt. Breuer grinste schläfrig und lauschte auf die verwehenden Klänge der Lagerkapelle, die hinter der Gärtnerei übte. Sie spielte den Walzer «Rosen aus dem Süden» — ein Lieblingsstück des Kommandanten, Obersturmbannführer Neubauer.

509 lag auf der gegenüberliegenden Seite des Lagers, in der Nähe einer Gruppe von Holzbaracken, die durch einen Stacheldrahtzaun vom großen Arbeitslager getrennt waren. Sie wurden das Kleine Lager genannt. In ihm befanden sich die Gefangenen, die zu schwach waren, um noch arbeiten zu können. Sie waren dort, um zu sterben. Fast alle starben rasch; aber neue kamen immer schon, wenn die andern noch nicht ganz tot waren, und so waren die Baracken stets überfüllt. Oft lagen die Sterbenden selbst in den Gängen übereinander, oder sie krepierten einfach draußen im Freien. Möllern hatte keine Gaskammern. Der Kommandant war darauf besonders stolz. Er erklärte gern, daß man in Möllern eines natürlichen Todes stürbe. (Remarque E.M. Der Funke Leben. — Köln: Kiepenheuer & Witsch, 1998. — S. 11—13).

АНГЛИЙСКИЙ ЯЗЫК

SPARK OF LIFE

Перевод: James Stern

He heard nothing suspicious. The guards on the machine-gun tower in front of him were half asleep, and behind him, too, all remained quiet. Cautiously he turned his head and glanced back.

The Meilern concentration camp dozed peacefully in the sun. The great roll-call ground, which the SS humorously called the dance ground, was empty. Only from the strong wooden posts at the right of the entrance gate hung four men, their hands tied behind their backs. They had been strung up on ropes to a height from which their feet no longer touched the ground. Their arms were dislocated. Two stokers from the crematorium were amusing themselves by throwing small lumps of coal at them from a window; but none of the four any longer moved. They had been hanging on the crosses for half an hour and were now unconscious.

The barracks of the labor camp lay deserted; the outside gangs had not yet returned. Only a few men on room duty sneaked across the roads. To the left of the entrance gate, in front of the penal-bunker, sat the SS squad leader Breuer. He'd had a round table and wicker chair put in the sun and was drinking a cup of coffee. Real bean coffee was rare in the spring of 1945; but a little while ago Breuer had strangled two Jews who had been rotting in the bunker for six weeks, and he considered this to have been a humanitarian act worthy of reward. With the coffee the kitchen kapo had sent him a plate of dough-cake. Breuer ate it slowly and with relish; he especially liked the seedless raisins with which the dough was abundantly larded. The elder Jew hadn't given him much fun; but the younger one had been tougher; he had kicked and squawked for quite a while. Breuer grinned sleepily and listened to the scattered sounds of the camp band which was practicing behind the garden plots. The orchestra was playing the waltz «Roses from the South» — a favorite tune of the Commandant, Obersturmbannführer Neubauer. 74

509 lay on the opposite side facing the camp, close to a group of wooden barracks, which were separated by a wire fence from the large labor camp. They were known as the Small camp. Here lived the prisoners who were too weak to work. They were there to die. Almost all of them died quickly; but new ones invariably arrived while the others were not yet quite dead, and so the barracks were constantly overcrowded. Often the dying lay piled on top of one another in the corridors, or they simply perished outside, in the open. Meilern had no gas chambers. Of this fact the Commandant was particularly proud. In Meilern, be liked to explain, one died a natural death. (Remarque E.M. The Spark of Life. — New York: Fawsett Columbine, 1998. — P. 1—3).

БОЛГАРСКИЙ ЯЗЫК

ИСКРИЦА ЖИВОТ

Перевод: Тодор Куюмджиев

Не чу нишо подозрително. Постовете на картечните кули дремеха, а и зад него също всичко беше в покой. Той обърна внимателно глава и погледна назад.

Концентрационният лагер Мелерн дремеше мирно на слънце. Големият плац, наречен шеговито от есесовците танцова площадка, беше почти пуст. Само върху дебелите дървени колове вдясно от входната врата висяха четирима души с вързани на гърба ръце. Те бяха изтеглени с въжета толкова нависоко, че краката им не докосваха земята. Ръцете им бяха изкълчени. Двама огняри от крематориума се забавляваха, като хвърляха по тях от прозореца малки бучки въглища; но никой от четиримата не помръдваше. Висяха върху кръстовете вече половин час и сега бяха в несвяст.

Бараките в трудовия лагер изглеждаха пусти; работните групи не се бяха върнали още. Няколко души, дневални, притичаха през уличките. Вляво от голямата входна врата пред карцера седеше есесовският шарфюрер Бройер. Беше наредил да му поставят на слънце кръгла маса и плетен стол и пиеше кафе. Хубавото истинско кафе беше рядкост през пролетта на 1945 година, но преди малко Бройер бе удушил двама евреи, които гниеха в карцера вече от шест седмици, а според него това беше човеколюбива постъпка, която заслужива награда. С кафето старши готвачът му беше изпратил и сладкиш. Бройер ядеше бавно, с наслада. Особено много обичаше стафидите, с които тестото беше осеяно. По-старият евреин не му беше доставил почти никакво удоволствие, но по-младият излезе жилав: беше ритал и хъркал доста време. Бройер се хилеше сънливо и се вслушваше в долитащите звуци на лагерния оркестър, който репетираше зад разсадника. Свиреха «Рози от юг» — любимия валс на коменданта, оберщурмбанфюрер Нойбауер.

509 лежеше в другата част на лагера близо до няколко дървени бараки, отделени с бодлив тел от големия трудов лагер. Наричаха ги Малкия лагер. В тях стояла затворниците, които бяха вече много слаби и не можеха да работят. Те бяха там, за да умрат. Почти всички умираха бързо, но нови прииждаха непрекъснато, преди другите да са измрели напълно. По този начин бараките оставаха винаги претъпкани. Често умиращите лежаха един върху друг даже в коридорите или мряха просто вън, на открито. В Мелерн нямаше газови камери. Комендантът се гордееше особено много с това. Обичаше да казва, че в Мелерн умирали от естествена смърт. (Ремарк Е.М. Искрица живот. — София: Издателство на Отечествения фронт, 1983. — С. 5—6).

ИТАЛЬЯНСКИЙ ЯЗЫК

L'ULTIMA SCINTILLA

Перевод: Ervino Pocar

Non udì niente di sospetto. Le guardie, sulle torrette munite di mitragliatrici, erano quasi appisolate e anche alle sue spalle tutto era silenzio. Volse il capo con cautela e guardò dietro di sé.

Il campo di concentramento di Meilern sonnecchiava tranquillo al sole. L'ampio cortile, che le S.S. chiamavano per celia la «sala da ballo», era quasi deserto. Soltanto ai grossi pali a destra dell'ingresso erano appese quattro persone con le mani legate dietro la schiena. Con una fune ognuno era stato sollevato in modo che non toccasse terra coi piedi. Due fuochisti del forno crematorio si divertivano a colpirli dalla finestra con pezzettini di carbone, ma nessuno dei quattro si moveva più. Erano appesi là da mezz'ora, con le braccia slogate, e ormai privi di sensi.

Le baracche del campo erano vuote perché le squadre di lavoro non erano ancora rientrate. Un paio di uomini, di servizio nelle camerate, sgattaiolavano per le strade; a sinistra del portone d'ingresso, davanti alle celle di punizione, era seduto lo Scharführer Breuer. Questi si era fatto portare al sole un tavolino rotondo e una poltrona di vimini e beveva il caffè. Era diffìcile trovare un buon caffè di chicchi nella primavera 1945, ma poco prima Breuer aveva strangolato due ebrei che da sei settimane stavano marcendo in prigione e questo era, secondo lui, un atto filantropico degno di ricompensa. Il capocuciniere gli aveva mandato, oltre al caffè, un piatto con un dolce di ricotta. Breuer se lo mangiava adagio assaporandolo; specialmente gli piaceva l'uva passa senza vinacciuoli della quale la pasta era piena. L'ebreo più vecchio lo aveva divertito poco, il più giovane invece era stato più resistente, aveva scalciato a lungo e gracchiato. Breuer rise tra sé assonnato e tese l'orecchio ai suoni lontani della banda del campo che si esercitava in fondo all'orto. Suonava il valzer «Rose del Sud», brano prediletto dal comandante Neubauer.

Il 509 giaceva nella parte opposta del Lager, presso un gruppo di baracche che il filo spinato separava dal grande campo di lavoro. Le chiamavano il Campo piccolo, e racchiudeva gl'internati troppo deboli per poter lavorare ancora. Erano là in attesa di morire. Quasi tutti morivano presto, ma altri arrivavano quando i primi non erano ancora ben morti, sicché le baracche erano sempre troppo affollate. Talvolta i moribondi stavano ammucchiati nei corridoi о crcpavano addirittura all'aperto. A Meilern non c'erano camere a gas e il comandante ne era particolarmente orgoglioso. Dichiarava che a Meilern si moriva di morte naturale. (Remarque E.M. L'utima scintilla. — Milano: Arnoldo Mondadori Editore, 1952. — P. 9—10).

ПОЛЬСКИЙ язык

ISKRA ŻYCIA

Перевод: Ryszard Wojnakowski

Nie słyszał nic podejrzanego. Wachmani na wieżyczkach strażniczych pewnie przysypiali, także za nim panowała cisza. Ostrożnie odwrócił głowę i spojrzał do tyłu.

Obóz koncentracyjny Meilern drzemał spokojnie w słońcu. Duży plac apelowy, dowcipnie nazywany przez SS parkietem do tańca, był niemal pusty. Tylko na grubych słupach z prawej strony bramy wejściowej wisiało czterech ludzi ze związanymi na plecach rękami. Sznury podciągnięto odpowiednio wysoko, żeby stopy wiszących nie dotykały ziemi. Ręce mieli wykręcone. Dwaj palacze z krematorium zabawiali się rzucaniem w nich przez okno bryłkami węgla; ale żaden z czwórki więźniów się nie poruszył. Wisieli na krzyżach już od pół godziny i byli teraz nieprzytomni.

Baraki obozu roboczego wyglądały na opuszczone; komanda pracujące poza obozem jeszcze nie wróciły. Po uliczkach przemykali nieliczni ludzie mający dyżur w barakach. Po lewej stronie, obok dużej bramy wejściowej, przed bunkrem karnym siedział scharführer SS Breuer. Kazał sobie wystawić na słońce stolik i fotel wiklinowy i popijał kawę. Wiosną 1945 roku dobra kawa naturalna była rzadkością ale Breuer udusił właśnie dwóch Żydów gnijących w bunkrze od sześciu tygodni i uznał to za czyn humanitarny, który zasługiwał na nagrodę. Kapo kuchni posłał mu na talerzu kawałek babki jako dodatek do kawy. Breuer jadł powoli, delektując się ciastem; lubił zwłaszcza bezpestkowe rodzynki, których było w nim sporo. Zabicie starszego z Żydów nie dostarczyło mu przyjemności, ale młodszy okazał się twardszą sztuką: dość długo jęczał i fikał nogami. Breuer uśmiechnął się sennie, nasłuchując unoszonych wiatrem dźwięków orkiestry obozowej, która ćwiczyła za zakładem ogrodniczym. Grała walca «Róże z południa», ulubiony kawałek komendanta, obersturmbannführera Neubauera.

509 leżał po przeciwnej stronie obozu, w pobliżu grupy drewnianych baraków oddzielonych drutem kolczastym od dużego obozu roboczego. Nazywano je małym obozem. Znajdowali się w nim więźniowie, którzy byli zbyt słabi, by pracować. Byli tam tylko po to, aby umrzeć. Prawie wszyscy umierali prędko; ale nowi przychodzili zawsze wtedy, gdy ich poprzednicy nie całkiem jeszcze byli martwi, więc baraki wciąż były przepełnione. Umierający często leżeli nawet w przejściach jeden na drugim lub po prostu dogorywali na dworze. Meilern nie miało komór gazowych, z czego komendant byt szczególnie dumny. Chętnie wyjaśniał, że w Meilern umiera się naturalną śmiercią. (Remarque E.M. Iskra życia. — Warsawa: CZYTELNIK, 1995. — Str. 5—6).

РУССКИЙ ЯЗЫК

ИСКРА ЖИЗНИ

Перевод: Константин Гончарук и Вера Неклюдова

Он не услышал ничего подозрительного. Часовые на вышках клевали носами, и позади него все было тихо. Он осторожно оглянулся.

Концентрационный лагерь Меллерн мирно дремал на солнце. Большой аппельплац, который эсэсовцы называли «танцевальной площадкой», был почти пуст. Только на крепких деревянных столбах, направо от входных ворот, висели четыре человека; руки у них были связаны за спиной. Их так высоко подтянули на веревках, что ноги не касались земли, руки были вывернуты. Два кочегара из крематория развлекались, бросая в них из окна мелкие кусочки угля, однако ни один из четырех подвешенных не шевелился. Они висели на крестах уже полчаса и теперь были без сознания.

Бараки рабочего лагеря были пусты: рабочие команды еще не вернулись. Несколько дневальных бегали взад и вперед. Налево, рядом с большими входными воротами, перед карцером, сидел начальник отряда СС Бройер. Он распорядился, чтобы ему поставили на солнце круглый стол и плетеное кресло, и теперь пил кофе.

Повар послал ему к кофе тарелку печенья. Бройер поедал его медленно, с наслаждением. Особенно он любил изюм без косточек, который щедро положил в тесто повар. Бройер сонно ухмылялся и прислушивался к разрозненным звукам лагерного оркестра, репетировавшего за зоной огородов. Оркестр играл вальс «Розы юга» — любимую вещь коменданта лагеря оберштурмбанфюрера Нейбауэра.

509-й лежал на противоположной стороне, неподалеку от деревянных бараков, которые были отделены от большого рабочего лагеря забором из колючей проволоки. Эти бараки назывались малым лагерем. Здесь содержались заключенные, которые были слишком слабы, чтобы работать. Их перевели в малый лагерь умирать. Почти все умирали быстро, но новые поступали еще быстрее, поэтому бараки были всегда переполнены.

В Меллерне не было газовых камер. Это давало коменданту повод для особой гордости. Он охотно говорил, что в Меллерне умирают естественной смертью. (Ремарк Э.М. Искра жизни // Кубань. — 1966. — № 2. — С. 48).

ИСКРА ЖИЗНИ

Перевод: Владимир Котелкин

Он не услышал ничего подозрительного. Перед ним — полусонные охранники на башнях с пулеметами, сзади него — тоже все спокойно. Он осторожно повернул голову и оглянулся.

Концлагерь Меллерн мирно дремал под солнцем. Большой плац для переклички, который эсэсовцы в шутку называли танцплощадкой, был пуст. Только на мощных деревянных сваях-крестах висели четверо с завязанными за спиной вывернутыми руками. Их так высоко подвесили на веревках, что ноги не касались земли. Два кочегара крематория забавлялись, кидая в них из окна кусочками угля. Но ни один из четырех вот уже полчаса не подавал признаков жизни.

Бараки трудового лагеря выглядели безлюдными. Внешние коммандос еще не вернулись. По улице сновало только несколько дневальных. Слева, у больших входных ворот, перед бункером для штрафников сидел, потягивая кофе, шарфюрер СС Бройер. Ему специально поставили на солнце круглый столик и плетеное кресло. Весной 1945 хороший кофе в зернах был редкостью.

Только что Бройер удушил двух евреев, которых шесть недель гноили в бункере. Пожилой еврей его только раздражал; а тот, что помоложе, оказался упорнее — он еще довольно долго брыкался и кряхтел. Бройер посчитал свой поступок филантропическим деянием, заслуживающим компенсации. Дежурный передал ему к кофе еще тарелку с пирожными «баба». Бройер ел медленно, с удовольствием. Больше всего он любил изюм без косточек, которым обильно было нашпиговано тесто. Вяло усмехнувшись, Бройер прислушался к угасавшим звукам лагерного оркестра, который репетировал за садами. Звучали «Розы с юга», любимый вальс коменданта лагеря оберштурмбаннфюрера Нойбауэра.

Пятьсот девятый находился на противоположной стороне лагеря, у деревянных бараков — от Большого трудового лагеря их отделял забор из колючей проволоки. Эти бараки называли Малым лагерем. Здесь держали узников, которые настолько ослабели, что не могли больше работать. Они попадали туда, чтобы умереть. Поэтому бараки всегда были переполнены. Нередко умирающие лежали друг на друге даже в коридорах или же издыхали под открытым небом. В концлагере Меллерн не было газовых камер, что являлось предметом особой гордости коменданта. Он с радостью подчеркивал, что в Меллерне люди умирают естественной смертью. (Ремарк Э.М. Искра жизни. — М.: Вита-Центр, 1992. — С. 3—4).

ИСКРА ЖИЗНИ

Перевод: Роман Эйвадис

Он не услышал ничего подозрительного. Часовые на пулеметных вышках пребывали где-то посредине между сном и бодрствованием, позади тоже все было спокойно. Он осторожно поднял голову и посмотрел назад.

Концентрационный лагерь Меллерн мирно дремал на солнце. Огромный аппелль-плац, который эсэсовцы в шутку называли танцплощадкой, был почти пуст. Только на мощных деревянных столбах, справа от главных ворот, висели четверо на связанных за спиной руках. Они были подтянуты на веревках вверх ровно настолько, чтобы ноги не касались земли. Руки их были вывернуты в суставах. Два истопника крематория развлекались тем, что бросали в них из окна кусочки угля. Но ни один из четверых больше не шевелился. Они висели уже полчаса и успели потерять сознание.

Бараки рабочего лагеря казались покинутыми. Команды, работавшие за пределами лагеря, еще не вернулись. На дорожках изредка показывались и быстро исчезали, прошмыгнув куда-то по своим делам, дежурные. Слева от больших ворот перед штрафным бункером сидел шарфюрер СС Бройер. Он велел поставить для себя на солнце плетеное кресло со столиком и теперь пил кофе. Хороший кофе был редкостью весной 1945 года. Но Бройер только что задушил двух евреев, гнивших в бункере полтора месяца, а это он расценивал как проявление гуманности, которое заслуживает награды.

Кухонный капо прислал ему несколько кусков сладкого пирога. Бройер ел медленно, растягивая удовольствие. Он очень любил изюм без косточек, которым было щедро нашпиговано тесто. Пожилой еврей мало порадовал его; зато второй, помоложе, оказался более живучим. Он довольно долго дергался и хрипел. Бройер сонно ухмыльнулся и прислушался к слабым звукам, едва доносимым ветром со стороны сада, где репетировал лагерный оркестр. Играли вальс «Розы с юга», любимую вещь коменданта, оберштурмбаннфюрера Нойбауера.

509-й находился на противоположной стороне лагеря, неподалеку от группы бараков, отделенных колючей проволокой от Большого рабочего лагеря. Они назывались Малым лагерем. В них содержались заключенные, которые уже не могли работать. Здесь они ждали своей смерти. Почти все умирали быстро, однако пополнение каждый раз прибывало до того, как умирали последние обитатели, и таким образом бараки были постоянно переполнены. Часто умирающие валялись где попало, в проходах, или просто подыхали снаружи, вокруг бараков. В Меллерне не было газовых камер. Комендант очень гордился этим. Он любил заявлять, что в Меллерне умирают естественной смертью. (Ремарк Э.М. Искра жизни. — СПб: Кристалл, 2001. — С. 8—9).

ИСКРА ЖИЗНИ

Перевод: Михаил Рудницкий

Но ничего подозрительного он не услышал. Часовые на пулеметных вышках замерли в полусонной неподвижности, да и за спиной вроде бы тихо. Он осторожно повернул голову и посмотрел назад.

Концентрационный лагерь Меллерн мирно нежился на солнышке. Просторный лагерный плац-линейка, прозванный весельчаками из СС танцплощадкой, был почти безлюден. Только справа от главных ворот на четырех мощных деревянных столбах висели четверо арестантов. Руки им связали за спиной и так, за руки, вздернули, чтобы ноги не касались земли. Плечевые суставы у всех, понятное дело, были вывернуты. Теперь два кочегара из крематория, соревнуясь друг с другом в меткости, швырялись в них из окна кусочками угля, но ни один из четверых даже не дернулся. Они висели уже полчаса и давно были без сознанья.

Бараки рабочего лагеря в этот час пустовали — бригады с внешних работ еще не вернулись. Лишь кое-где шмыгали по зоне редкие дневальные. Слева от огромных главных ворот перед штрафным изолятором сидел шарфюрер СС Бройер. Он приказал вынести на солнышко круглый столик и плетеное кресло и теперь пил кофе. Весной 1945 года настоящий, в зернах, кофе — это была большая редкость; но Бройер только что собственноручно придушил двух жидов, которые вот уже полтора месяца отравляли в шизо воздух, и считал, что столь благое дело заслуживает вознаграждения. А тут еще повар прислал ему с кухни вместе с чашечкой кофе кусок ватрушки на блюдечке. Бройер жевал ватрушку медленно, с чувством — особенно любил он изюм без косточек, которого на сей раз попалось в начинке очень много. Тот из жидов, что постарше, не доставил ему почти никакого удовольствия; зато другой, помоложе, оказался ничего, цепкий парень — этот довольно долго брыкался и хрипел. Бройер сонно ухмылялся, прислушиваясь к размытым руладам лагерного оркестра, что репетировал вдалеке, за теплицами садоводства. Оркестр играл вальс «Розы с юга» — любимую вещь коменданта лагеря, оберштурмбанфюрера Нойбауэра.

Пятьсот девятый лежал в противоположном конце зоны, там, где жались друг к другу деревянные бараки, отрезанные от большого, Рабочего лагеря забором из колючей проволоки. Называлась эта горстка бараков Малым лагерем. Сюда определяли заключенных, которые слишком ослабли и работать уже не могли. И тогда их посылали сюда умирать. Почти все умирали очень быстро, но пополнение поступало быстрей, до того, как вымирала предыдущая партия, так что бараки постоянно были забиты до отказа. Зачастую умирающие лежали друг на друге штабелями даже в коридорах, а то и вовсе выползали подыхать на улицу. Газовых камер в Меллерне не было. Комендант этим обстоятельством особенно гордился. Он с удовольствием повторял — у них, в Меллерне, умирают только естественной смертью. (Ремарк Э.М. Искра жизни. — М.: Вагриус, 2002. — С. 5—7).

СЛОВЕНСКИЙ ЯЗЫК

ISKRA ŽIVLJENJA

Перевод: Stanko Jare

Nič sumljivega ni slišal. Straže na stolpih s strojnicami so dremale in tudi za njimi je bilo vse mirno. Previdno je obrnil glavo in se ozrl.

Koncentracijsko taborišče Meilern je spokojno dremalo na soncu. Veliki zborni prostor, ki so mu esesovci duhovito pravili plesišče, je bil skoro prazen. Le na močnih lesenih kolih desno od vhodnih vrat so na rokah, zvezanih na hrbtu, viseli štirje jetniki. Z vrvmi so jih potegnili tako visoko, da se jim noge niso več dotikale tal. Roke so jim bile izpahnjene. Dva kurjača iz krematorija sta se zabavala s tem, da sta jih skozi okno obmetavala s koščki premoga; vendar se nobeden od njih ni več ganil. Na križih so viseli že pol ure in so bili zdaj brez zavesti.

Barake delovnega taborišča so bile zapuščene; zaporniki, ki so delali zunaj taborišča, se še niso vrnili. Nekaj ljudi, ki so imeli sobno dežurstvo, seje tiho premikalo po poteh. Levo od velikih vhodnih vrat je pred kazenskim bunkerjem sedel esesovski scharflihrer Breuer. Na sonce si je bil dal postaviti okroglo mizo in pleten stol in je pil kavo. Dobra prava kava je bila spomladi 1945 redkost; toda Breuer je malo prej zadavil dva Žida, ki sta že šest tednov trohnela v bunkerju, in to se mu je zdelo človekoljubno dejanje, ki zasluži nagrado. Kuhinjski kapo mu je h kavi poslal še krožnik pečenjaka. Breuer ga je jedel počasi, z užitkom; posebno rad je imel rozine brez pečk, s katerimi je bilo testo bogato nadevano. S starejšim Židom je imel malo zabave; mlajši pa je bil bolj žilav; precej dolgo je cepetal in hropel. Breuer seje zaspano režal in poslušal pojemajoče zvoke taborišene godbe, ki je vadila za vrtnarijo. Igrala je valček «Rosen aus dem Süden», najljubšo skladbo komandanta, obersturmbannfiihrerja Neubauerja.

509je ležal na drugi strani taborišča, blizu lesenih barak, ki jih je od velikega delovnega taborišča ločila ograja iz bodeče žice. Pravili so jim malo taborišče. V njem so bili slabotni jetniki, ki niso bili več sposobni za delo. Tam so čakali na smrt. Skoraj vsi so umirali hitro; a novi so prihajali, še preden so prejšnji dokončno umrli, in tako so bile barake zmeraj prenapolnjene. Pogosto so ležali umirajoči celo po hodnikih drug čez drugega, ali pa so crkavali kar zunaj. V Mellenu ni bilo plinskih celic. Komandant je bil na to posebno ponosen. Rad je pravil, da v Mellernu jetniki umirajo naravne smrti. (Remarque E.M. Iskra življenja. — Ljuljana: Državna Založba Slovenije, 1966. — S. 5—6).

ФРАНЦУЗСКИЙ ЯЗЫК

L'ÉTINCELLE DE VIE

Перевод: Michel Tournier

Il n entendit rien de suspect. Les servants des mitrailleuses donnaient à demi sur leurs miradors. Plus loin le calme régnait également. Prudemment il tourna la tête et regarda derrière lui.

Le camp de concentration de Mellen sommeillait paisiblement au soleil. La vaste place d'appel, que les SS appelaient avec humour le dancing, était presque déserte. Seuls quatre prisonniers étaient suspendus, les mains attachées dans le dos, aux forts poteaux qui se dressaient à droite de la porte d'entrée. On les avait attachés suffisamment court pour que leurs pieds ne touchassent plus terre. Les os des épaules saillaient de leur articulation. Deux chauffeurs du crématorium s'amusaient à les bombarder de petits morceaux de charbon par une fenêtre, mais aucun d'eux ne remuait plus. Ils étaient pendus depuis une demi-heure et avaient perdu connaissance.

Les baraques du camp de travail étaient désertes. Les commandos extérieurs n'étaient pas encore de retour. Quelques hommes qui étaient de service de chambrée traversaient furtivement les rues. Le SS scharfuehrer Breuer était assis à gauche du grand portail d'entrée, devant les bunkers. Il s'était fait apporter une table ronde et un fauteuil d'osier et il était en train de boire une tasse de café noir. Le vrai café était rare en ce printemps 1945, mais Breuer venait d'étrangler deux juifs qui moisissaient depuis six semaines dans le bunker et il considérait que cette mesure philanthropique valait bien sa récompense. Le kapo de cuisine avait agrémenté le café d'une assiette de gâteaux. Breuer mangeait lentement avec un plaisir consciencieux; il était surtout friand des raisins de Corinthe sans pépins dont la pâte était farcie. Le juif le plus âgé n'avait pas été très amusant, mais le plus jeune avait fait preuve de plus de résistance; il s'était débattu et avait râlé un bon moment. Breuer sourit rêveusement en écoutant les flonflons dispersés par le vent de l'orchestre du camp qui répétait derrière le potager. Il jouait la valse Roses du Sud, quel obersturmbannfuehrer Neubauer aimait tant.

Le 509 était étendu à l'autre extrémité du camp, près d'un groupe de baraques en planches qu'une haie de barbelés séparait du grand camp de travail. On les appelait le petit camp. C'était là que se trouvaient les prisonniers trop faibles pour pouvoir encore travailler. On les y envoyait pour mourir. Presque tous d'ailleurs mouraient très vite, mais il en arrivait sans cesse de nouveaux avant que les précédents fussent morts et les baraques étaient toujours surpeuplées. Souvent les mourants s'entassaient jusque dans les couloirs, ou bien encore on les traînait dehors pour leur dernier soupir. Mellen n'avait pas de chambre à gaz. Le commandant en était assez fier. Volontiers il déclarait qu'à Mellen on mourait de mort naturelle. (Remarque E. — M. L'étincelle de vie. — Paris: Librairie Pion, 1982. P. 1—2).

ЧЕШСКИЙ ЯЗЫК

JISKRA ŽIVOTA

Перевод: Karel Houba

Neslyšel nic podezřelého. Stráže na kulometných věžích podřimovaly, a taky za ním byl všude klid. Opatrně otočil hlavu a pohlédl dozadu.

Koncentrační tábor Meilern pokojně dřímal na slunci. Velký apelplac, kterému SS s humorem říkávali taneční parket, byl skoro prázdný. Jenom na silných kůlech napravo od brány viseli čtyři lidé s rukama svázanýma za zády. Byli na provaze vytaženi tak vysoko, že se nohama nedotýkali země. Paže měli vykloubeny. Dva topiči z krematoria se bavili tím, že po nich z okna házeli kousky uhlí; ale nikdo z těch čtyř už se nehýbal. Viseli na křížích už půl hodiny a byli ted v bezvědomí. Baráky pracovního tábora byly opuštěny; ausnkomanda se ještě nevrátila. Uličkami se mihlo několik lidí, kteří měli službu na světnici. Vlevo od velké brány, před trestním bunkrem, seděl SS scharführer Breuer. Dal si vynést na slunce kulatý stolek a proutěnou židli a popíjel kávu. Na jaře 1945 byla dobrá zrnková káva vzácností; Breuer však před chvílí zardousil dva židy, kteří už šest týdnů zaživa hnili v bunkru, a pokládal to za humánní čin, který zasluhoval odměny. Kápo z kuchyně mu ke kávě poslal i talíř s kousky bábovky. Breuer jedl pomalu, s požitkem; potrpěl si na rozinky bez jadérek, kterých bylo v těstě plno. Se starším židem moc zábavy neužil; to mladší se držel lip; dost dlouho sebou házel a chroptil. Breuer se ospale usmál a zaposlouchal se do zvuků táborové kapely, která zkoušela za zahradnictvím. Hrála valčík «Růže z jihu» — oblíbený kousek velitele tábora, obersturmbannführera Neubauera.

509 ležel na protější strané tábora, blízko skupiny dřevených baráků, oddělených plotem z ostnatého drátu od velkého pracovního tábora. Říkalo se jim malý tábor. Byli v ném vézňové, kteří zeslábli natolik, že nemohli pracovat. Čekali tam na smrt. Skoro všichni rychle umírali; ale noví přicházeli dřív, než staří ješté stačili zemřít, a tak byly baráky neustále přeplnény. Umírající leželi často jeden přes druhého i na chodbách nebo dodělávali prosté venku, před baráky. V Meilern nebyly plynové komory. Na to byl velitel obzvlášť hrdý. S oblibou prohlašoval, že v Meilern se umírá přirozenou smrtí. (Remarque E.M. Jiskra života. — Praha: Melantrich, 1978. — S. 7—8).

Примечания

1. Шнайдер Т. Оригиналы и переводы произведений Э.М. Ремарка в цифрах и фактах // Перевод и переводчики: Науч. альманах каф. нем. яз. Сев. междунар. ун-та (г. Магадан). — Вып. 2: Э.М. Ремарк. — Магадан: Кордис, 2001. — С. 41—53.

2. Erich Maria R. Werke der frühen fünfziger Jahre. Der Funke Leben. Zeit zu leben and Zeit zu sterben. Die letzte Station. Bibliographie der Drucke. Zusammengestellt von C. Glunz und Th. F. Schneider. — Osnabrück: Universitätsverlag Rasch, 1995. — 80 S.

3. Чайковский Р.Р., Лысенкова Е.Л. Неисчерпаемость оригинала: 100 переводов «Пантеры» Р.М. Рильке на 15 языков. — Магадан: Кордис, 2001. — С. 179—198.

4. Гарбовский Н.К. Теория перевода. — М.: МГУ, 2004. — С. 354.

5. Чайковский Р.Р., Венславович Т.И. Переводчики Э.М. Ремарка о своем труде // Перевод и переводчики: Науч. альманах каф. нем. яз. Сев. междунар. ун-та (г. Магадан). — Вып. 2: Э.М. Ремарк. — Магадан: Кордис, 2001. — С. 55.