О.Е. Похаленков. «Мотивная структура романа Э.М. Ремарка "Возвращение"»

Роман «Возвращение» («Der Weg zurück», 1931) занимает особое место в творчестве Ремарка. Сам автор признавался, что к его созданию подошел более осознанно, чем к созданию первого произведения «На Западном фронте без перемен» («Im Westen nichts Neues», 1929), но и кроме того, он был ему просто необходим, так как важно было закрепить успех романа «На Западном фронте без перемен». В разговоре с редактором Ф. Люфтом в 1963 году Ремарк сказал: «Вторая книга, которую я написал, была необходима» [4, с. 120]. Выход «Возвращения» был воспринят литературным миром Германии неоднозначно. Во многом повторилась ситуация с публикацией первой книги. Основные нападки сводились к обвинениям в искажении немецкой действительности того времени и предательстве солдатского братства. Если Пауль Боймер, герой «На Западном фронте без перемен», отличался тем, что осознал предательство родины и нашел успокоение в военном товариществе, то Эрнст Биркхольц почувствовал себя чужим в мирное время среди родственников и бывших однополчан. Он стал лишним, так как не смог заставить себя приспособиться к мирному времени, и в дальнейшем стал себя ему противопоставлять. Проблемы послевоенной потерянности и самоопределения героев Э.М. Ремарка развивались и в немецкоязычных работах. Т. Вестфален считает мотив фронтового товарищества одним из магистральных в таких романах, как «Der Weg zurück» (Возвращение) [7], «Drei Kameraden» (Три товарища) [8]. Такого же мнения придерживается и К. Шнайдер [8].

Процесс изменения сознания героя «Возвращения» от ощущения себя частью пространства войны во время пребывания на фронте до отрицания окружающей его действительности после пребывания в родном городе позволяет проследить мотивный анализ романа. Исследования мотивной структуры романов Э.М. Ремарка до настоящего момента не предпринимались. Исключением является работа М. Пырвановой «...das Symbol der Ewigkeit ist der Kreis» [3], в которой предложено оригинальное прочтение системы мотивов творчества Ремарка. Однако Пырванова рассматривает мотивы всего комплекса романов Ремарка, не останавливаясь на особенностях отдельных произведений.

В ходе анализа нами были выделены ядерные и периферийные мотивы. Под мотивом мы подразумеваем кратчайшую повествовательную единицу текста, то есть опираемся на определение, данное А.Н. Веселовским, который называет мотив «простейшей повествовательной единицей, строящей сюжет» [1, с. 305]. Так как мотивную структуру произведения мы рассматриваем как соотношения ядерных и периферийных мотивов, то движение мотивов из периферийной зоны в ядро и наоборот будет свидетельствовать об их значимости для развития сюжета и отражать изменения в сознании героя.

Художественное пространство произведения отчетливо разделяется на пространство войны, что соответствует времени нахождения героя на передовой, и пространство мирного времени, соответствующее его послевоенному существованию. Кроме того, в границах «мирного времени» мы выделяем особый вид художественного пространства — пространство «иного». Подобное разделение для более четкого рассмотрения ядерной структуры мы будем использовать и в своей работе.

1. Художественное пространство «война». Повествование о мирном времени Ремарк начинает с последних дней войны: «Der Rest des zweiten Zuges liegt in einem zerschossenen Grabenstück hinter der Front und döst» [4] («Остатки второго взвода лежат в расстрелянном окопе за линией огня и не то спят, не то бодрствуют» [2]). Биркхольц и его друзья-однополчане находятся на передовой и мечтают о времени, когда они вернутся домой. Мы выделили группу мотивов «война — фронт», в которую вошли мотивы нахождения на фронте, воспоминания о доме, заключения мира, отступления-наступления, страха перед мирной жизнью, возвращения, встречи с врагом, примирения с врагом, торговли с врагом, разочарования, любви (продажной), прощания с сослуживцами, смерти в мирное время, солдатской дружбы.

Ядро модели в начале повествования формируется мотивами нахождения на фронте, солдатской дружбы и отступления-наступления. Постепенное изменение составляющих ядра связано с дальнейшим развитием сюжета. Первоначально мотив воспоминаний о доме находился на периферии, т.к. действия героя были связаны с мотивом наступления-отступления, но мотив будущего заключения мира выдвигает его в ядро, а мотив нахождения на фронте отходит на периферию. Мотив встречи с врагом обнаруживается в сцене с американскими солдатами и связан с мотивом дальнейшего примирения с ними: «Der Mann, der uns vorhin gerufen hat, legt Bethke die Hand auf die Schulter. «Deutsche. Gute Soldat,» — sagt er. «Brave Soldat». Die anderen nicken eifrig» [4]. («Американец, окликнувший нас первым, кладет руку на плечо Бетке. «Немцы хорош солдат, молодец солдат», — говорит он. Его товарищи рьяно поддакивают» [2]). Подобная сцена вызывает у Биркхольца чувство разочарования в отечестве и своем участии в военных действиях. Ремарк еще больше усиливает это чувство при помощи мотива торговли железными крестами — немецкими наградами — с бывшими врагами. Этим объясняется выдвижение мотива непонимания происходящего в ядро модели: «Verdrossen ziehen wir weiter. Wir hatten uns den Einzug in die Heimat anders vorgestellt nach den Jahren draußen. Wir hatten geglaubt, man würde uns erwarten; aber jetzt sehen wir, daß jeder hier schon wieder mit sich beschäftigt ist. Alles ist weitergegangen und geht weiter, fast als wären wir bereits überflüssig. Dieses Dorf ist natürlich nicht Deutschland, aber trotzdem sitzt uns der Ärger im Halse, und ein Schatten streift uns und eine seltsame Ahnung» [4]. («После стольких лет войны мы не так представляли себе возвращение на родину. Думали, нас будут ждать, а теперь видим: здесь каждый по-прежнему занят собой. Жизнь ушла вперед и идет своим чередом, как будто мы теперь уже лишние» [2]).

Таким образом, ядро модели формируется мотивами примирения с врагом, разочарования и солдатской дружбы. Однако такое наполнение ядра модели не является перманентным. В процессе развития фабульного действия мотив примирения с врагом отходит на периферию, поскольку не является определяющим для поступков героя, а лишь усиливает мотив непонимания и разочарования. Кроме того, после заключения мира мотив воспоминаний постепенно сменяется мотивом возвращения, который занимает центральное место в ядре модели, так как в дальнейшем станет сюжетообразующим.

Первоначально Ремарк подчеркивает, что герой связывает с возвращением возрождение прежних идеалов и ценностей, которые наполняли его довоенное существование. Однако Биркхольц и его товарищи — это и не солдаты и не молодые ребята, которые уходили на фронт. Они находятся между двумя временными пространствами — прошлым и будущим: «Ohne viele Worte. Alte Leute mit Bärten und schmale, noch nicht zwanzigjährige, Kameraden ohne Unterschied. Neben ihnen ihre Leutnants, halbe Kinder, aber Führer in vielen Nächten und Angriffen. Und hinter ihnen das Heer der Toten. So ziehen sie vorwärts, Schritt um Schritt, krank, halbverhungert, ohne Munition, in dünnen Kompanien, mit Augen, die es immer noch nicht begreifen können: Entronnene der Unterwelt — den Weg zurück ins Leben» [4]. («Бородатые старики и хрупкие юнцы, едва достигшие двадцати лет, товарищи — без всяких различий. Рядом с ними — младшие офицеры, полудети, не раз, однако, водившие их в ночные бои и атаки. А позади — армия мертвецов. Так идут они вперед, шаг за шагом, больные, полузаморенные голодом, без снаряжения, поредевшими рядами, и в глазах у них непостижимое: спаслись от преисподней... Путь ведет обратно — в жизнь» [2]). Из этого примера следует, что мотив возвращения тесно связан с мотивом страха перед мирной жизнью, в которую они собираются вернуться. Однако это «возвращение» знаменуется бессмысленной гибелью сослуживцев Биркхольца уже после заключения мира на пути домой: кто-то выпадет из окна, кто-то ночью раздавлен на крыши поезда в туннеле и т. п. Все это придает описанию возвращения негативный характер и лишь усиливает мотив разочарования.

2. Художественное пространство «родной город». Художественному пространству «родной город» свойственны следующие мотивы: встречи с призывниками, боя с призывниками, встречи с родственниками, непонимания, неузнавания, возвращения к юности, приспособления, растерянности, отвыкания от мирной жизни, изменения социального статуса, мести (Зеелинг), чтения, встречи с родственниками, ненависти, возвращения к учебе, насмешки, разочарования, узнавания правды, возвращения (визит к старому другу), непонимания (Адольф), измены (Адольф), противопоставления мирной и фронтовой жизни.

Следует отметить, что большая часть этих мотивов находится на периферии, и выдвижение какого-то мотива в ядро модели связано с тем или иным действием героя. Рассмотрим ядерные мотивы, которые влияют на постепенное изменение сознания героя и зарождение у него чувства сознательного отрицания окружающей его действительности. Такими ядерными мотивами, которые участвуют в формировании модели группы мотивов «родной город», являются мотивы встречи с родными, непонимания, изменения социального статуса, растерянности, возвращения к учебе, воспоминаний о юности, противопоставления мирной и военной жизни. Остановимся более подробно на анализе каждого из этих мотивов.

Мотив встречи с родными возникает в начале второй части романа, которая, в сущности, и посвящена самому возвращению. Примечательно, что Биркхольц, прибыв в родной дом, чувствует себя среди родных не своим, а скорее чужим: «So sehr ich mir auch den Kopf zerbreche, mir fällt nichts Rechtes ein. Von den Sachen draußen kann man mit Zivilisten nicht reden, und etwas anderes kenne ich ja nicht.»Ihr habt doch sicherlich hier viel mehr erlebt«, sage ich entschuldigend» [4]. («Как ни ломаю голову, ничего путного не приходит на ум. О фронтовых делах с штатскими, естественно, говорить не станешь, а другого я ничего не знаю» [2]). Это чувство усиливается еще и тем, что не происходит того самого «возвращения», о котором он мечтал, так как не происходит узнавания того мира, к которому он стремился и к которому возвращался в воспоминаниях: «Da liegt sogar noch immer der Briefbeschwerer aus braunem Marmor, den mir Karl Vogt geschenkt hat. Er hat seinen Platz wie früher neben dem Kompaß und dem Tintenfaß. Aber Karl Vogt ist am Kemmel gefallen. «Gefällt dir das Zimmer nicht mehr?» — fragt meine Schwester. «Doch», — sage ich zögernd, «aber es ist so klein». Mein Vater lacht. «Es war doch früher genau so»» [4]. («Да, все на старом месте. Вот и пресс-папье из коричневого мрамора — подарок Карла Фогта. Оно стоит на своем месте, между компасом и чернильницей. А Карл Фогт убит на Кеммельских высотах. «Тебе разонравилась твоя комната?» — спрашивает сестра. «Нет, почему же?» — нерешительно говорю я. «Но она какая-то маленькая...» Отец смеется: «Какая была»» [2]).

Критерием отнесения мотива встречи с родными к ядру модели является возникновение рядом с ним мотива непонимания, который в дальнейшем приводит героя к отчуждённости от окружающего мира. Возвращение Биркхольца не происходит именно из-за отсутствия понимания между героем и окружающим миром: ««Es ist mir so herausgerutscht», — erkläre ich entschuldigend, — «man muß sich wirklich erst gewöhnen, daß man nicht mehr draußen ist. Da herrscht ein rauher Ton, Mutter. Rauh, aber herzlich»» [4]. (««Это, мама, у меня просто вырвалось,» — говорю я в свое оправдание. «Надо еще, понимаешь, привыкнуть к тому, что я не на фронте. Там царила грубость, мама, но там была сердечность»» [2]).

Непонимание усиливается отказом Бикхольца от приспособления к той жизни, которую ему навязывала семья: ««Sieh mal, Vater», — sage ich und setze mich zu ihm, — «du magst recht haben. Aber ich habe gelernt, in einer Erdhöhle zu hausen, mit einem Kanten Brot und einer dünnen Suppe. Und wenn mal gerade nicht geschossen wurde, war ich schon zufrieden. Eine alte Baracke erschien mir bereits als Luxus, und ein Strohsack im Ruhequartier war das Paradies. Da mußt du begreifen, daß die Tatsache, daß ich lebe und daß nicht mehr geschossen wird, mir einstweilen genügt. Das bißchen Essen und Trinken, das ich brauche, werde ich wohl zusammenbekommen, und für alles andere habe ich ja mein ganzes Leben lang noch Zeit»» [4]. («Видишь ли, отец,» — говорю я, садясь рядом с ним на диван, «ты, может быть, и прав. Но я научился жить в пещере, вырытой под землей, и довольствоваться коркой хлеба с пустой похлебкой. Мне нужно было только, чтобы не стреляли, и я уже был доволен. Какой-нибудь полуразвалившийся барак казался мне дворцом, а мешок, набитый соломой, райским ложем. Пойми! Одно то, что я жив и вокруг нет стрельбы, меня пока что вполне удовлетворяет. На скромный кусок хлеба я как-нибудь заработаю, а для всего остального целая жизнь впереди» [2]).

Отказ также просматривается и в мотиве возвращения героя к учебе и работе учителем в деревенской школе. Первоначально, вернувшись в родной город, герой ждал понимания со стороны своих наставников в гимназии, но на первом же собрании он и его товарищи были встречены бравурными речами воспитателей, с которыми те провожали их на фронт: «Da stehen sie nun und wollen uns wieder belehren. Man sieht ihnen an, daß sie bereit sind, etwas von ihrer Würde zu opfern. Aber was können sie uns schon lehren. Wir kennen das Leben jetzt besser als sie, wir haben ein anderes Wissen erworben, hart, blutig, grausam und unerbittlich. Heute könnten wir sie lehren, aber wer will das!» [4]. («Вот они стоят и снова собираются нас поучать. На лицах их так прямо и написано, что они готовы принести нам в жертву частицу своей важности. Но чему же они могут научить нас? Мы теперь знаем жизнь лучше, чем они, мы приобрели иные знания — жестокие, кровавые, страшные и неумолимые. Теперь мы их могли бы кой-чему поучить, но кому это нужно!» [2]).

Примечательно, эта тема — тема предательства — иллюстрируется мотивом отказа от приспособления. Биркхольц отказывается воспитывать в своих учениках те идеалы, которые когда-то привили ему его учителя, он не хочет им лгать, он опять отказывается приспособиться: «Hier stehe ich vor euch, einer der hunderttausend Bankrotteure, denen der Krieg jeden Glauben und fast alle Kraft zerschlug. — Hier stehe ich vor euch und empfinde, wieviel lebendiger und daseinsverbundener ihr seid als ich — hier stehe ich vor euch und soll euch nun Lehrer und Führer sein. Was soll ich euch denn lehren? Soll ich euch sagen, daß ihr in zwanzig Jahren ausgetrocknet und verkrüppelt seid, verkümmert in euren freiesten Trieben und unbarmherzig zu Dutzendware gepreßt? Soll ich euch erzählen, daß alle Bildung, alle Kultur und alle Wissenschaft nichts ist als grauenhafter Hohn, solange sich Menschen noch mit Gas, Eisen, Pulver und Feuer im Namen Gottes und der Menschheit bekriegen? Was soll ich euch denn lehren, ihr kleinen Geschöpfe — ihr, die ihr allein rein geblieben seid in diesen furchtbaren Jahren?» [4]. («Вот стою я перед вами, один из сотен тысяч банкротов, чью веру и силы разрушила война... Вот стою я перед вами и чувствую, насколько больше в вас жизни, насколько больше нитей связывает вас с нею... Вот стою я перед вами, ваш учитель и наставник. Чему же мне учить вас? Рассказать вам, что в двадцать лет вы превратитесь в калек с опустошенными душами, что все ваши свободные устремления будут безжалостно вытравлять, пока вас не доведут до уровня серой посредственности? Рассказать вам, что все образование, вся культура, вся наука не что иное, как жестокая насмешка, пока люди именем господа бога и человечности будут истреблять друг друга ядовитыми газами, железом, порохом и огнем? Чему же мне учить вас, маленькие создания, вас, которые только и остались чистыми в эти ужасные годы?» [2]).

Мотив солдатской дружбы, который еще в первой части романа выдвинулся в ядро модели, здесь получает свое развитие. Он постепенно переходит в мотив социального неравенства и неузнавания. Это проявляется в сцене встречи бывших сослуживцев. Именно тогда Биркхольц почувствовал, что прошлая солдатская дружба закончилась, так как изменились социальные роли: «Alles ist vertauscht. Da ist Bosse, der Kompanieschussel, der stets verulkt wurde, weil er sich immer so dämlich anstellte; er war draußen schmierig und verludert, und mehr als einmal haben wir ihn unter die Pumpe gekriegt. Jetzt sitzt er zwischen uns in einem pikfeinen Kammgarnanzug, eine Perle im Schlips und Gamaschen an den Füßen, ein wohlhabender Mann, der das große Wort führt. Und Adolf Bethke neben ihm, der im Felde so turmhoch über ihm stand, daß Bosse froh war, wenn er ihn überhaupt anredete, ist plötzlich nur noch ein armer, kleiner Schuster mit etwas Landwirtschaft» [4]. («Роли переменились. Вот сидит Боссе, ротный шут. На фронте был общим посмешищем, всегда строил из себя дурачка. Ходил вечно грязный и оборванный и не раз попадал у нас под насос. А теперь на нем безупречный шевиотовый костюм, жемчужная булавка в галстуке и щегольские гетры. Это зажиточный человек, к слову которого прислушиваются... А рядом Адольф Бетке, который на фронте был на две головы выше Боссе, и тот бывал счастлив, если Бетке вообще с ним заговаривал. Теперь же Бетке лишь бедный маленький сапожник с крохотным крестьянским хозяйством» [2]).

Несоответствие истинным качествам человека (условность доминирует) вызывают у героя чувство разочарования. Кроме того, мотив разочарования усиливается мотивом отказа от приспособления. Примером приспособления для Биркхольца стал его друг Тьяден, который соглашается на брак исключительно из-за материального благосостояния: «Nachmittags verliest der Schwiegervater ein Dokument, das Tjaden zum Mitbesitzer der Schlächterei macht» [4]. («После обеда тесть Тьядена зачитывает документ, в котором зять объявляется совладельцем мясной» [2]).

На протяжении всей этой части романа герой постоянно возвращается к воспоминаниям о юности, которые вызывают невольное противопоставление мирной и военной жизни: «Ich will es dir mal sagen — ich habe auch schon darüber nachgedacht — dies da, er zeigt auf die Wiesen vor uns,das war Leben, es blühte und wuchs, und wir wuchsen mit. Und das hinter uns — er deutet mit dem Kopf zurück in die Ferne, das war Tod, es starb und zerstörte uns ein bißchen mit. Er lächelt wieder. Wir sind ein wenig reparaturbedürftig, mein Junge» [4]. («Вот что я тебе скажу. Я тоже много об этом думал. Вот это все, он показывает на луга перед нами, было жизнью. Она цвела и росла, и мы росли с нею. А что за нами, он показывает головой назад, было смертью, там все умирало, и нас малость прихватило. Он опять горько улыбается. Мы нуждаемся в небольшом ремонте, дружище» [2]).

3. Художественное пространство «иного». Постоянное противопоставление военного и мирного времени создаёт у героя впечатление некоего промежуточного существования, которое просматривается и на уровне мотивов: болезни (Людвиг), участия в революционных демонстрациях, бегства Бетке в город (от мирного времени), потери чувства товарищества, невозможности приспособления к мирной жизни, суда (над Альбертом). Ядерными мотивами этой модели являются мотив потери чувства товарищества и мотив невозможности приспособления. Мотив потери чувства товарищества реализуется в сцене с бывшим боевым другом, который после осознания невозможности стать частью мирного времени решил вернуться на фронт: ««Mensch, Ernst», — sagt er mit trostloser Stimme, «wären wir doch draußen geblieben — da waren wir wenigstens zusammen. «Ich antworte nicht — ich sehe nur meinen Ärmel an, auf dem ein paar rötlich verwaschene Blutflecken sitzen. Es ist das Blut von Weil, der auf Kommando von Heel erschossen wurde. So weit sind wir jetzt. Es ist wieder Krieg; aber die Kameradschaft ist nicht mehr»» (««Эх, брат Эрнст,» — говорит он голосом, полным безнадежности, «лучше бы нам не возвращаться с фронта, там, по крайней мере, мы были вместе...» Я не отвечаю, я смотрю на свой рукав, на замытые бурые пятна. Это кровь Макса Вайля, убитого по приказу Хееля. Вот к чему мы пришли. Снова война, но товарищества уже больше нет» [2]).

Таким образом, мотив возвращения в этой части романа приобретает дополнительное значение: он означает попытку возвращения к военному прошлому героя, которая заканчивается крушением надежд. Оказалось, что солдатское братство, которое помогало ему спастись от одиночества, в мирной жизни прекратило свое существование. Эту тему развивает и предсмертный монолог лучшего друга Биркхольца Людвига Брайера: «Es ist alles umsonst, Ernst. Wir sind kaputt, aber die Welt geht weiter, als wenn der Krieg nicht dagewesen wäre. Es wird nicht lange mehr dauern, und unsere Nachfolger auf den Schulbänken werden mit gierigen Augen den Erzählungen aus dem Kriege lauschen und sich aus der Langeweile der Schule heraus wünschen, auch dabei gewesen zu sein. Jetzt schon laufen sie zu den Freikorps — und kaum siebzehnjährig begehen sie politische Morde. Ich bin so müde, Ernst» [4]. («Все наши усилия напрасны, Эрнст. Мы люди конченые, а жизнь идет вперед, словно войны и не было. Пройдет немного времени, и наша смена на школьных скамьях будет жадно, с горящими глазами, слушать рассказы о войне, мальчики будут рваться прочь от школьной скуки и жалеть, что они не были участниками героических подвигов. Уже сейчас они бегут в добровольческие отряды; молокососы, которым едва исполнилось семнадцать лет, совершают политические убийства. Я так устал, Эрнст...» [2]).

Последним же событием, которое ознаменовало крах возвращения героя к мирной жизни, стал арест одного из однополчан Биркхольца Альберта, который был невиновен в преступлении, но осужден. Выступая в его защиту на заседании суда, Биркхольц сказал: ««Es geht um unsern Kameraden!» — rufe ich, — verurteilt ihn nicht! «Er wollte auch nicht so gleichgültig gegen Leben und Tod werden, wir wollten es alle nicht, aber wir haben alle Maßstäbe draußen verloren, und niemand hat uns geholfen! Patriotismus, Pflicht, Heimat, das haben wir uns doch selbst immer wieder gesagt, um es auszuhalten und zu rechtfertigen! Aber es waren nur Begriffe, es gab zuviel Blut draußen, das schwemmte sie weg!»» [4]. (««Дело идет о нашем товарище, о фронтовике!» — кричу я. «Не осуждайте его! Он сам не хотел того безразличия к жизни и смерти, которое война взрастила в нас, никто из нас не хотел его, но на войне мы растеряли все мерила, а здесь никто не пришел нам на помощь! Патриотизм, долг, родина, — все это мы сами постоянно повторяли себе, чтобы устоять перед ужасами фронта, чтобы оправдать их! Но это были отвлеченные понятия, слишком много крови лилось там, она смыла их начисто!»» [2]).

Таким образом, мотив возвращения реализуется в каждой логической части романа. В художественном пространстве войны мотив возвращения ассоциируется с «дорогой» к прошлому героя. Этот мотив типологически связан с мотивом воспоминаний о прошлом, мотивом солдатской дружбы и нахождения на фронте. Его постепенное перемещение в ядро модели связано с переходом героя из пространства войны в пространство родного города.

В пространстве родного города мотив возвращения дополняется мотивом отказа от приспособления, который возникает каждый раз, когда герою необходимо согласиться на существование в определённых противоречащих его принципам условиях. Отказ от приспособления ведёт к одиночеству героя, его промежуточному существованию между двумя пространствами.

Ядерное положение мотива возвращения в пространстве «иного» закрепляется с помощью мотива отказа от приспособления, что означает на уровне действий героя сознательный отказ от жизни в реальной действительности.

Литература

1. Веселовский А.Н. Историческая поэтика / вступ. ст. и примеч. В.М. Жирмунского. — 2-е изд., испр. — М.: Едиториал УРСС, 2004.

2. Ремарк Э.М. Возвращение. — [Электронный ресурс]: // http://lib.ru/INPROZ/REMARK/return.txt (дата обращения: 05.03.2014).

3. Parvanova M. «...das Symbol der Ewigkeit ist der Kreis». Eine Untersuchung der Motive in den Romanen von Erich Maria Remarque. — Berlin: Tenea, 2003.

4. Remarque E.M. Der Weg zurück. — [Электронный ресурс]: // http://fb2.mbookz.ru/index.php?id=8971 (дата обращения: 05.03.2014).

5. Remarque E.M. Ein militanter Pazifist. Texte und Interviews 1929—1968. Herausgegeben und mit einem Vorwort von Thomas F. Schneider. — Köln: Kiepenheuer and Witsch Verl., 1998.

6. Schneider K. «Krieg, Exil und Nachkrieg — Schwerpunkte bei Erich Maria Remarque Werken», Jahresarbeit. — Leipzig: Anton-Philipp-EOS, 1992.

7. Westphalen T. «Kameradshaft zum Tode», Nachwort zu «Der weg zurück». — Köln: Kiwi. — S. 313—331.

8. Westphalen T. «Nur zu kurz. Viel zu kurz» // Remarque E.M. Drei Kameraden. — Köln: Kiwi. — S. 384—396.