А.С. Поршнева. «Сюжетология немецкого эмигрантского романа» (Э.М. Ремарк, Л. Фейхтвангер, К. Манн)

Выделяя сюжет в качестве одного из важнейших «носителей жанра», Н.Л. Лейдерман понимает его «как часть пространственно-временной организации» [Лейдерман 2010: 138]. Подобный взгляд на сюжетную организацию немецких эмигрантских романов 1930—1970-х годов позволяет выделить в них много общих черт и дает нам основания говорить о типичных для этого жанра сюжетных решениях.

Материалом нашего исследования являются эмигрантские романы Э.М. Ремарка, Л. Фейхтвангера и К. Манна, покинувших Германию в 1933 году. В работах, посвященных этим авторам, эмиграция понималась как материал для художественного осмысления [см.: Schreckenberger 2001, Schlösser 2001, Архипов 1976 и др.]. Вопрос об «эмиграции как структурной предпосылке литературы» [Frühwald, Schieder 1981] в принципе ставился, но системно не разрабатывался.

Различные образцы немецкого романа об эмигранте демонстрируют общность по ряду важных параметров художественного мира. Всем им присущи единые принципы пространственной организации; выстроенное из перспективы героя-эмигранта пространство мы называем пространством эмиграции [см.: Поршнева 2012а; Поршнева 2013б]. В структурном отношении оно воспроизводит концентрические круги пространства классического мифа при полной аксиологической его инверсии. Символически центральная часть мира — Третий Рейх — осознается как не охваченная культурой враждебная земля, где царят беззаконие и ложь. Окраинная зона (страны за пределами Европы), напротив, в картине мира героя-эмигранта обладает наиболее ценностно позитивным статусом. Располагающаяся «между» ними не-немецкая Европа образует первое, а в некоторых романах — первое и второе «кольцо» вокруг Рейха; здесь имеет место поэтапный переход от центра к периферии, ослабление негативных и усиление позитивных качеств пространства.

Проведенный нами ранее анализ категории события в эмигрантском романе [см.: Поршнева 2013а и др.] показал, что событием в произведениях этого жанра является пересечение границы, «перемещение персонажа через границу семантического поля» [Лотман 1998: 223]. Для большинства персонажей, в биографии которых это событие есть, переход границы представляет собой перемещение из первого или второго «кольца» пространства эмиграции в окраинное.

Событие как пересечение границы — феномен, сформировавшийся в рамках циклического сюжета. Как пишет С.Н. Бройтман, «известные нам связные изложения мифов начинаются с того, что герой пересекает пространственно-топологическую границу между мирами... Теперь именно пересечение такого рода границы, а не простая смена форм, становится сюжетным событием» [Бройтман 2004: 64]. Основой данного типа сюжета, который обнаруживается в ряде фольклорных и древних литературных текстов, а также в мифологическом повествовании, Бройтман называет «трехчленную циклическую схему "потеря-поиск-обретение"» [Бройтман 2004: 66].

В циклической сюжетной схеме можно выделить два важных для дальнейшего анализа аспекта, которые мы условно обозначим как событийный и пространственный. К первому из них следует отнести все, что касается первичного «нарушения порядка» и следующего за ним действия механизмов компенсации «негативных» повествовательных функций («нехватка», «недостача» [Пропп 2001], «расторжение договора» [Греймас 2004: 283], «нарушение», «потеря» и др.) «позитивными» («катарсис», «ликвидация нехватки (недостачи)» [Пропп 2001: 26—61; Греймас 2004: 298], «компенсация», «восстановление договора» [Греймас 2004: 283], «медиация» [Хализев 2000: 219]). Сюжетные функции распределяются в циклических типах повествования «симметрично» [Барт 2000: 206]. В пространственном же отношении циклическая схема основана, как отмечает Н.Д. Тамарченко, на «путешествии туда и обратно» [Тамарченко 2004: 199].

Категория события в эмигрантском романе, как было выявлено нами ранее [см.: Поршнева 2013а и др.], функционирует так же, как в циклических типах повествования. Событие в эмигрантском романе — это не просто перемещение в окраинное кольцо, но и выход героя из мира мертвых: герой становится живым, т. е. не-эмигрантом. В связи с этим имеет смысл провести сопоставление этой сюжетной модели и сюжета эмигрантского романа в двух обозначены нами аспектах — то есть проанализировать, во-первых, как действуют в нем механизмы движения от «потери» к «обретению», а во-вторых — как действие этих механизмов развернуто в пространстве, «вывернутом» по отношению к традиционной пространственной модели.

Наблюдения над взаимодействием пространства и сюжета в эмигрантском романе позволяют отметить ряд моментов, важных для понимания сюжетологии данного жанра.

Во-первых, пространство эмиграции «ведет» героев определенным маршрутом, в соответствии с логикой концентрических кругов. Структура пространства эмиграции — в том виде, в каком она представлена в романах «Возлюби ближнего своего», «Изгнание» и «Бегство на север» (то есть в случае внутренней дифференциации не-немецкой Европы), — делает обязательным прохождение первого «кольца» вокруг нацистской Германии, представленного такими странами, как Австрия, Швейцария, Чехия, Швеция. Только после этого герой попадает во Францию; географически возможного маршрута «Германия — Франция» нет ни в одном из этих романов. Все эти страны обладают иным аксиологическим статусом, нежели Франция, которая по своей символической удаленности от Германии принадлежит ко второму пространственному «кольцу».

Во-вторых, динамические процессы в пространстве эмиграции связаны со стремлением темного мира к расширению за счет прилегающих территорий. Поэтому герои поэтапно «выталкиваются» сначала из «темного» центра на европейскую периферию, а затем из Европы — в окраинные участки пространства эмиграции. Этот процесс напрямую обусловлен расширением немецкой территории и немецкого влияния, агрессивной экспансией Третьего Рейха и реализуется как в событиях исторического масштаба, так и в частной жизни героев-эмигрантов, которые в той или иной форме вытесняются либо лично героями-наци, либо из-за усилившегося немецкого влияния.

При сопоставлении данных, полученных при анализе комплекса перехода границы в эмигрантском романе, с выявленными закономерностями влияния структуры пространства и происходящих в нем динамических процессов на формирование сюжета обнаруживается определенная закономерность. Завершение сюжетной линии того или иного героя «ликвидацией недостачи», необходимым условием которого является переход границы и перемещение в окраинное «кольцо», связано в пространственном отношении не с возвращением в исходную точку (как в циклическом сюжете), а с максимальным удалением от нее. Циклическая модель «путешествия туда и обратно» в эмигрантском романе разворачивается в «путешествие из центра на окраину» — при сохранении всех «событийных» закономерностей циклического сюжета, т. е. при полной реализации схемы «потеря — поиски — обретение».

Как и в традиционных циклических сюжетах, в эмигрантском романе «среднее звено связано с пребыванием персонажа в чужом для него мире и/или прохождением через смерть» [Бройтман 2004: 204]. Однако в пространственном отношении циклический сюжет предполагает возвращение в исходную точку, а в катарсическом сюжете эмигрантского романа «обретение», наоборот, связано с перемещением из центра на окраину пространственной модели. М. Элиаде пишет: «Дорога, ведущая в центр, — "трудная дорога"... <...> По сути своей она является переходом от мирского к сакральному; ...от смерти к жизни; от человека к божеству. <...> Существование, еще вчера мирское и иллюзорное, сменилось новым существованием, реальным, длительным и плодотворным» [Элиаде 1998: 32—33]. В эмигрантском романе не «дорога в центр», а именно «дорога на окраину» становится переходом «от смерти к жизни» и к обретению «нового существования».

В связи с этим термин «циклическая схема» применять к сюжету эмигрантского романа нельзя. Поэтому мы предлагаем в качестве альтернативы ему термин «катарсический сюжет», в котором схема «потеря — поиски — обретение» разворачивается в рамках «путешествия из центра на окраину» и катарсис обеспечивается не возвращением, а прибытием в окраинное «кольцо».

Категория катарсиса рассматривается в рамках нашего исследования в связке с предложенной Б.О. Корманом [Корман 1981: 50] категорией «мир героя». Условием «компенсации» может стать наступление порядка не в мире в целом, а в частном мире отдельного героя (героев) произведения, что связано с вниманием романа к частной жизни и судьбе частного человека [см.: Хализев 1996: 326]. Взаимное наложение категорий «катарсис» и «мир героя» позволяет определить «катарсис» как гармонизацию мира героя — субъекта сознания в произведении. Даже тогда, когда обстоятельства за его пределами представляют собой «отклонение от нормы», медиация в «мире героя» оказывается необходимым и достаточным условием завершения «потери» и «поисков» романного сюжета «обретением».

В свете обращения к категории «мир героя» следует — дополнительно к термину «катарсический сюжет» — ввести понятие «катарсическая сюжетная линия»; это связано с тем, что в ряде случаев («Вулкан» К. Манна, «Изгнание» Л. Фейхтвангера, «американские» романы Э.М. Ремарка) в эмигрантском романе разворачивается не одна, а несколько параллельных сюжетных линий, которые могут содержать в себе основанный на переходе границы компенсирующий событийный комплекс или быть его лишены. Поэтому в ряде романов реализуется и соответствующий «минус-прием» — разворачивание некатарсических сюжетных линий. По итогам этих наблюдений можно сделать вывод об интенсивном взаимодействии пространственной и сюжетной организации эмигрантского романа. Пространство эмиграции, аксиологически инвертированное по отношению к мифу, «разворачивает» циклический сюжет «путешествия туда и обратно» в катарсический сюжет «путешествия из центра на окраину».

Список литературы

Архипов Ю.И. Немецкая литература в изгнании // История немецкой литературы: в 5 т. Т. 5: 1918—1945. М., 1976. С. 426—452.

Барт Р. Введение в структурный анализ повествовательных текстов // Французская семиотика: от структурализма к постструктурализму. М., 2000. С. 196—238.

Греймас А.Ж. В поисках трансформационных моделей // Греймас А.Ж. Структурная семантика: поиск метода. М., 2004. С. 278—319.

Корман Б.О. Целостность литературного произведения и экспериментальный словарь литературоведческих терминов // Проблемы истории критики и поэтики реализма: межвуз. сб. Куйбышев, 1981. С. 39—54.

Лейдерман Н.Л. Теория жанра. Екатеринбург: УрГПУ, 2010. 905 с.

Лотман Ю.М. Структура художественного текста // Лотман Ю.М. Об искусстве. СПб., 1998. С. 14—285.

Поршнева А.С. «Вулкан» Клауса Манна: сюжетно-пространственный комплекс «переход границы» и типология героев // Вестник Челябинского государственного педагогического университета. 2013а. № 9. С. 263—277.

Поршнева А.С. Пространство наци и пространство эмиграции в романе Лиона Фейхтвангера «Изгнание» // Известия Уральского федерального университета. Сер. 2. Гуманитарные науки. 2012а. № 3 (105). С. 188—203.

Поршнева А.С. Пространство эмиграции в романе Клауса Манна «Вулкан» // Вестник Челябинского государственного университета. Филология. Искусствоведение. Вып. 83. 20136. № 29 (320). С. 115—125.

Пропп В.Я. Морфология волшебной сказки. М.: Лабиринт, 2001. 144 с.

Тамарченко Н.Д., Тюпа В.И., Бройтман С.Н. Теория художественного дискурса. Теоретическая поэтика // Теория литературы: учеб, пособие: в 2 т. Т. 1. М.: Академия, 2004. 511 с.

Бройтман С.Н. Историческая поэтика. Теория литературы: учеб, пособие: в 2 т. Т. 2. М.: Академия, 2004. 360 с.

Хализев В.Е. Теория литературы. М.: Высш. шк., 2000. 398 с.

Элиаде М. Миф о вечном возвращении: Архетипы и повторяемость. СПб.: Алетейя, 1998. 250 с.

Frühwald W., Schieder W. Gegenwärtige Probleme der Exilforschung // Leben im Exil: Probleme der Integration deutscher Flüchtlinge im Ausland 1933—1945. Hamburg, 1981. S. 9—27.

Schlösser I. Die Darstellung des Exils bei Erich Maria Remarque. Köln: Universität, 2001. 113 S.

Schreckenberger H. «Durchkommen ist alles». Physischer und psychischer Existenzkampf in Erich Maria Remarques Exil-Romanen // Text + Kritik. № 149. 2001. S. 30—41.