О.Е. Похаленков. «"Возвращение" Э.М. Ремарка: роль нарратора в организации структуры произведения»

В современном отечественном и западном литературоведении наблюдается отчетливая тенденция сведения творчества Э.М. Ремарка к одному, максимум двум-трем романам. Преобладают исследования культурно-исторического контекста его самого знаменитого произведения «На западном фронте без перемен» или произведений о вынужденной эмиграции («Возлюби ближнего своего», «Ночь в Лиссабоне» и др.). Во всем многообразии критических работ, изданных с 1930 года до сегодняшнего дня, статей о втором романе писателя — «Возвращение» — чуть больше 20¹, причем многие из них — описательного характера.

Между тем сам Ремарк считал это произведение своей несомненной удачей: «В компании со своими американскими критиками Ремарк считал роман «Возвращение» намного лучше, чем «На западном фронте без перемен», так как в нем затрагивались современные для него проблемы» [1, с. 137]². Однако большинство критиков на родине писателя посчитали роман неудачным и по стилю, и по содержанию. Большинство немецких критиков Ремарка нашли «Возвращение» безнадежным во многих аспектах. Бенно Райфенберг, не большой почитатель «На западном фронте без перемен», по крайней мере ставил в заслугу первому роману то, что он был хорошо написан — даже этого он не находил в «Возвращении» [4]. Некоторые расценили его как провал: «Одним словом, «Возвращение» — полный художественный провал» [1, с. 137].

Знакомство с таким разнообразием мнений о «Возвращении» как произведении, где рассказывается история послевоенной жизни бывших фронтовиков, вызывает вопрос: что настроило общественность против этого романа, но оказалось так близко самому Ремарку и многим его читателям? Ведь, на первый взгляд, здесь появляются многие авторские находки Ремарка: действие происходит на передовой и в родном городе Ремарка Оснабрюке, персонажи романа — одноклассники-однополчане. Образ Эрнста Биркхольца, героя, как и Пауля Боймера, во многом автобиографичен. Он ведет рассказ о послевоенном существовании солдат.

Нельзя не согласиться с утверждением известного ремарковеда Макса Г. Варда (Mark G. Ward), что в центре повествования — Биркхольц: «Текст романа сфокусирован на фигуре Биркхольца. <...> В «Возвращении» повествование во многом определяется фигурой нарратора — Эрнста Биркхольца» [3, с. 85]. Но и Вард в дальнейшем отмечает, что повествование Биркхольца время от времени сменяется рассказами от имени других персонажей: «Правда, к концу романа эксклюзивность повествования Биркольца нарушается, например, размышлениями Георга Рахе в момент смерти на бывших полях сражений или разговорами Бетке с женой» [3, с. 89]. Далее Вард выделяет в тексте «Возвращения» «топос времени года» и считает, что «структура повествования зависит от смены времени года» [3, с. 89]. Кроме того, разделив текст на определенные фрагменты-стадии, исследователь находит параллели с «Stationendrama» («драма этапов»), с творчеством Гете: «В обрамлении четкого «начала» и «конца» сам текст можно разделить на семь частей <...> подобное разделение на семь частей полностью совпадает с моделью «драмы этапов» экспрессионистского периода» [3, с. 90—96].

В своем, без сомнения, очень тщательном анализе Вард преуменьшает роль повествователя. На наш взгляд, изменение повествователя (сам герой, автор, другой персонаж) в зависимости от события, о котором идет речь, и излагаемого взгляда на него напрямую влияет на трансформацию фабулы в повествование. Таким образом, в нашей работе мы будем затрагивать проблему типа повествователя, а также его соотношения с разными уровнями текста, опираясь на теорию Мике Баль, которая освещена в серии публикаций «Нарратология»³. Опираясь на положение исследовательницы о трехуровневой системе текста, перейдем к его анализу. В своей работе Баль затрагивает проблему фокализации localization). Согласно ее теории, процесс фокализации относится к уровню повествования и представляет собой отношение между «происходящим» (что происходит в реальности и описывается) и тем, как видит это происходящее в реальности «агент» (воспринимающее лицо), а также тем, какая ситуация (в реальности) описывается: «focalization is the relationship between the vision, the agent that sees, and that which is seen. The relationship is a component of the story part, of the content of the narrative text: A says that b sees what c is doing» [2, с. 149]. Исходя из того, что процесс восприятия того или иного события (событие (event) — это элемент фабулы) напрямую поставлен в зависимость от мнения о нем повествователя (на этом уровне уже фокализатор, который может оценивать, описывать, игнорировать событие), можно говорить о процессе трансформации фабулы в повествование посредством его оценки фокализатором.

В ходе анализа романа нами были выделены события, которые и составляют цепочку фабулы (согласно теории Баль). Критерием их отбора послужило определение: «an event is the transition from one state to another state» [2, с. 6]. В тексте выявлены следующие события: последние дни нахождения на фронте, прощание с однополчанами, возвращение в родной город, встреча с семьей, понимание невозможности отказаться от военных привычек в мирное время, обед у богатого родственника (где рассказчик оценивает окружающих), возвращение к учебе, отказ от довоенного прошлого и приспособление к новым порядкам, появление отчужденности между бывшими однополчанами из-за разницы в социальном статусе в мирное время, осознание краха возвращения в мирную жизнь (3).

Остальные элементы фабулы (по Баль) также представлены в романе. Круг действующих лиц (actors) во многом определяется локализацией действия (location). Так, на фронте он включает в себя однополчан: Эрнста Биркхольца, Людвига Брайера, Адольфа Бетке и др. Со сменой локализации в действие могут добавляться новые лица, некоторые могут из него выбывать. Например, вернувшись в родной город, Биркхольц знакомится с белошвейкой, которая становится его партнершей в танцевальном конкурсе. Она, в отличие от бывших фронтовиков, не переходит в следующее событие. Эта разница поясняется тем, что все фронтовики у Ремарка несут в себе определенные черты, отличающие их от других действующих лиц. Главная из них — это трагедия, переживаемая ими в послевоенном существовании. Ведь почти в каждом из событий участвовали все фронтовики, почти в каждом кто-то страдал от невозможности приспособиться к послевоенному миру. Так, в самом начале романа фронтовик Хеель узнает о бегстве кайзера и расценивает это как предательство идеалов, за которые он воевал. Позже читатели узнают, что после этой новости несколько офицеров покончили жизнь самоубийством. А Хеель, которого все боялись и в то же время уважали за службу, проплакал всю ночь: «В саду появляется Макс Вайль. Он размахивает газетой и кричит: «В Берлине революция!» Хеель оборачивается. — Вздор, — говорит он резко. — В Берлине попросту беспорядки. Но Вайль, оказывается, не договорил: «Кайзер Бежал в Голландию.» Мы смотрим на него во все глаза. Вайль, несомненно, спятил. Хеель багровеет и кричит: «Врешь, негодяй!» <...> В конторе свет. Видно все, что там делается. Хеель сидит у стола. Перед ним — его китель. Погонов нет. Хеель в солдатской куртке. Он обхватил голову руками, и — нет, это совершенно невероятно... Я делаю шаг вперед, чтобы убедиться: Хеель, Хеель плачет. <...> На следующее утро мы узнаем, что какой-то майор в соседнем полку, услышав о бегстве кайзера, застрелился [7]» («Da erscheint Max Weil auf dem Hof. Er schwenkt ein Zeitungsblatt und ruft: «In Berlin ist Revolution». Heel wendet sich um. «Unsinn», — sagt er scharf, — «in Berlin sind Unruhen.» Aber Weil ist noch nicht fertig. «Der Kaiser ist nach Holland geflohen.» Das weckt uns auf. Weil muß verrückt sein. Heel wird knallrot und schreit: «Verdammter Lügner!» <...> Im Büro ist Licht, man kann hineinsehen. Da sitzt Heel am Tisch. Seine Litewka liegt vor ihm. Die Achselstücke fehlen. Er trägt einen Mannschaftsrock. Den Kopf hat er in die Hände gestützt und — aber das ist ja gar nicht möglich, — ich gehe einen Schritt näher — Heel, Heel weint. <...> Am nächsten Morgen hören wir, daß ein Major des Nachbarregiments sich erschossen hat, als er von der Flucht des Kaisers hörte» [5]).

Кроме того, многие из фронтовиков сами выступают в роли рассказчиков. Согласно Баль, действующие лица (agent) на уровне повествования (story) если приобретают роль повествователя (narrator), то становятся или «external narrator», или «character-bound narrator» [2, с. 21]. Исключенный повествователь («external narrator») не является действующим лицом фабулы: «external narrator doesn't figure in the fibula as an actor». Повествователь-персонаж («character-bound narrator») оказывается рассказчиком в том случае, когда «я» может быть идентифицировано с персонажем — одним из действующих лиц фабулы: «character-bound narrator» — «when «I» is to be identified with a character (as an actor in the fibula)» [2, с. 21].

Таким образом, определив основные термины и рассмотрев фабулу, перейдем к анализу роли повествователя в трансформации фабулы в повествование. Анализ будет проходить в несколько этапов: 1) выделение типов повествователя; 2) определение соотношения видов повествователей (исключенный повествователь, персонаж-повествователь) и объяснение причин выбора автором одного из них; 3) исследование фокализации и ее роли в повествовательной структуре произведения.

С первой страницы романа обращает на себя внимание безличность в оценке описываемых событий: «Остатки второго взвода лежат в расстрелянном окопе за линией огня и не то спят, не то бодрствуют» [7] («Der Rest des zweiten Zuges liegt in einem zerschossenen Grabenstück hinter der Front und dös» [5]). Это пример сообщения от исключенного повествователя. Он не ассоциируется ни с одним действующим лицом, его функция заключается в представлении читателю места событий (локализация), введении персонажей в повествование, рассказе об их прошлом и др. Исключенный повествователь — это свидетель, который не участвует в действии, не выносит суждений и не высказывает мнений — только видит и описывает: «Впрочем, здесь у каждого есть что-нибудь в этом роде: у одного — жена, у другого — торговлишка, у третьего — сапоги, у Валентина Лагера — водка, а у Тьядена — желание еще хоть раз в жизни наесться бобов с салом» [7] («Jeder hat hier so irgend etwas, der eine seine Frau, der andere sein Geschäft, der dritte seine Stiefel, Valentin Laher seinen Schnaps und Tjaden den Wunsch, noch einmal dicke Bohnen mit Speck zu fressen» [5]).

В описываемых событиях действующие лица — солдаты, которые находятся на передовой, возвращаются в родной город, участвуют в революционных демонстрациях. Этот вид нарратора позволяет передать сторонний взгляд на происходящее: «За слепыми следуют одноглазые, раненные в голову, плывут изуродованные лица без носов и челюстей, перекошенные бугристые рты, сплошные красные рубцы с отверстиями на месте носа и рта. А над этим опустошением светятся тихие, вопрошающие печальные человеческие глаза» [7] («Hinter den Blinden kommen die Einäugigen, die zerfetzten Gesichter der Kopfverletzten, schiefe, wulstige Münder, Köpfe ohne Nasen und ohne Unterkiefer, einzige große rote Narben die ganzen Gesichter, mit ein paar Löchern darin, wo früher Mund und Nase waren. Über dieser Verwüstung aber stille, fragende, traurige Menschenaugen» [5]).

Отметим, что не всегда тон «Возвращения» нейтрален. Если рассмотреть действия на фронте, то становится видно, что тип повествователя и событие напрямую зависят друг от друга. Например, на передовой повествование ведется от следующих действующих лиц (фронтовиков-однополчан): Юппа, Казоле, Браера, Биркхольца... «Это правда, что нас отпустят по домам? — шепчет Юпп. — Как ты думаешь? Я пожимаю плечами: — Не знаю. Говорят...» [7] («Glaubst du, daß wir nach Hause kommen? — flüstert Jupp. Ich zucke mit den Schultern. — Es heißt ja so» [5]). В примере двое повествователей-персонажей: я-повествователь — Эрнст Биркхольц и он-повествователь — его однополчанин Юпп. Подобное разделение должно было бы показать, что сама ситуация подразумевает «видение» только с позиции я-повествователя, т. е. героя — Биркхольца. Но в рассматриваемом примере возникает проблема интерпретации, так как ситуацию возможно передать двумя различными вариантами: 1) я говорю, что Юпп спрашивает, правда ли, что их отпустят по домам; 2) он говорит, что Юпп спрашивает, правда ли, что их отпустят по домам. Сама Баль в таких непростых случаях отмечает, что все эти типы повествователя относятся к «я» [2, с. 20—29]. Исследование контекста романа позволяет согласиться с этим утверждением.

Рассмотрим следующий фрагмент: «После стольких лет войны мы не так представляли себе возвращение на родину. Думали, нас будут ждать, а теперь видим: здесь каждый по-прежнему занят собой. Жизнь ушла вперед и идет своим чередом, как будто мы теперь уже лишние» [7] («Verdrossen ziehen wir weiter. Wir hatten uns den Einzug in die Heimat anders vorgestellt nach den Jahren draußen. Wir hatten geglaubt, man würde uns erwarten; aber jetzt sehen wir, daß jeder hier schon wieder mit sich beschäftigt ist. Alles ist weitergegangen und geht weiter, fast als wären wir bereits überflüssig» [5]). Из текста следует, что Ремарк избирает повествование от «мы», подразумевая героя и его товарищей. Это объясняется тем, что одной из авторских задач Ремарка при написании «Возвращения» было передать общее впечатление от войны и ее последствий, а это возможно только тогда, когда повествование ведется от лица всех солдат, т. е. используется форма «мы».

Таким образом, в романе выделяются следующие виды повествователей: 1) «я» — персонаж-повествователь — Эрнст Биркхольц (герой); 2) исключенный повествователь (он совпадает с автором); 3) повествователь-персонаж из числа однополчан Биркхольца (Козоле, Браер и др.); 4) персонаж-повествователь, относящийся ко всем фронтовикам (совокупное «мы»).

Появление того или иного повествователя напрямую зависит от описываемого события. Сам механизм трансформации фабулы в повествование запускается с помощью процесса фокализации. Для анализа мы выделили основные события, составляющие фабулу. Перейдем к их рассмотрению.

1. Нахождение на фронте и прощание перед отправлением в родной город.

Это событие передается несколькими повествователями: героем, исключенным повествователем (он становится свидетелем события) и персонажами-повествователями.

Сравним:

a) исключенный повествователь: «Остатки второго взвода лежат в расстрелянном окопе....»;
b) персонаж-повествователь, относящийся ко всем фронтовикам (совокупное «мы»): «Ноябрьский ветер завывает на пустынном дворе казармы. Уходят наши товарищи. Еще немного — и каждый из нас опять будет один [7]» («Der Novemberwind pfeift über den leeren Kasernenhof. Immer mehr Kameraden gehen. Wie lange noch, und jeder ist wieder allein» [5]);
c) герой-повествователь: «Прощание оказалось нелегким. — Прощай, Эрнст! Прощай, Герхардт!» [7] («Das ist ihm schwer geworden. — Wiedersehen, Ernst — Wiedersehen, Gerhard. Er geht» [5]);
d) повествователь-персонаж из числа однополчан: «Появляется Хеель: — Расстаться не можете, а? Да, теперь-то начинается самая мерзость. Леддерхозе удивленно смотрит на него: — Почему мерзость, когда мир? — Вот именно, это и есть мерзость, — говорит Хеель и идет дальше; у него такое лицо, словно он только что похоронил мать» [7] («Heel erscheint. «Könnt euch wohl nicht trennen, was?» — Ja, jetzt kommt der Dreck. — Ledderhose sieht ihn verwundert an. «Jetzt kommt doch der Frieden». — Ja, eben der Dreck, — sagt Heel und geht weiter mit einem Gesicht, als sei seine Mutter gestorben» [5]).

В примере (а) роль повествователя сводится к констатации факта: кто-то сторонний свидетельствует о том, что остатки второго взвода лежат в расстрелянном окопе. Исключенный повествователь становится фокализатором ситуации: он свидетель этого события. Совершенно по-другому представлена ситуация в (b), (c) и (d). Здесь процесс фокализации содержит оценочный компонент — страх и нежелание расставаться с однополчанами, которые стали семьей. Их ужас перед будущим влияет на читательское восприятие события. Мы не просто видим ужасную сцену на фронте, но и сопереживаем персонажам. Таким образом, выбор повествователей становится понятным: Ремарку необходимо было показать ситуацию на фронте, описать чувства солдат перед возвращением, и для этого он прибегает к фокализации, которая подразумевает оценку происходящего.

2. Возвращение в родной город, встреча (ужин) с родными и др.

Эти события мы объединили, так как они являются первым этапом появления чувства отчужденности и осознания разницы между мирным и военным временем.

Сравним:

a) исключенный повествователь, герой-повествователь: «С деревьев Вокзальной аллеи падают дождевые капли; низко и быстро несутся тучи. Навстречу нам движется несколько солдат последнего призыва. На руках у них красные повязки. — Долой погоны! — кричит один и бросается к Людвигу. — Заткнись, желторотый! — говорю я, отталкивая его» [7] («Von den Bäumen der Bahnhofsallee tropft die Nässe; Wolken ziehen niedrig und rasch. Ein paar Soldaten jüngsten Jahrgangs kommen uns entgegen. Sie tragen rote Armbinden. «Achselstücke runter!» — schreit einer und springt auf Ludwig zu. — «Halts Maul, du Sommerrekrut,» — sage ich und schiebe ihn beiseite» [5]);
b) герой-повествователь: «Как ни ломаю голову, ничего путного не приходит на ум. О фронтовых делах с штатскими, естественно, говорить не станешь, а другого я ничего не знаю» [7] («So sehr ich mir auch den Kopf zerbreche, mir fällt nichts Rechtes ein. Von den Sachen draußen kann man mit Zivilisten nicht reden, und etwas anderes kenne ich ja nicht» [5]);
c) герой-повествователь: «Идем, Волк, — говорю я, и вдруг мне становится ясно, что обозлила меня не неприятность с котлетой, а застоявшийся, самодовольный дух старого времени, который все еще царит здесь. — Идем, Волк, — повторяю я, — это чужие нам люди! С любым томми, с любым французом в окопах мы столкуемся легче, чем с ними. Идем, Волк, идем к нашим товарищам! С ними лучше, хотя они и едят руками и, нажравшись, рыгают. Идем!» [7] («Komm Wolf, — sage ich, und plötzlich wird mir bewußt, daß es nicht das Pech mit dem Kotelett war, das mich so erbittert gemacht hat, sondern daß es dieser abgestandene, selbstgefällige Geist von früher ist, der sich hier immer noch bläht und wichtig tut. Komm, Wolf, — wiederhole ich, — das sind keine Leute für uns! Mit jedem Tommy, mit jedem französischen Grabenschwein würden wir uns besser verstehen. Komm, wir gehen zu unseren Kameraden! Da ist es besser, wenn sie auch mit den Händen fressen und rülpsen! Komm!» [5]).

Вернувшись в город, бывшие фронтовики сталкиваются с воинственно настроенной молодежью (пример (а)), которая пытается напасть на них под предлогом «наведения новых порядков». Само событие вводится исключенным повествователем, а фокализация — посредством повествователя-героя. В рассказе Биркхольца (я-повествователя) передано и описание события, и чувство горечи от того, что дорога домой заканчивается вооруженной стычкой, которая знаменует дальнейшее существование героя. Этот тезис подтверждает пример (b), в котором дается заключительная сцена обеда у богатого родственника Биркхольца — дяди Карла. Фокализация осуществляется так же: узнав его видение ситуации, читатель осознает разницу между мирным и военным временем. Оценка выходит за рамки обыденности, так как передает фальшь окружающих Биркхольца людей и его непохожесть на общество дяди Карла.

Выбор героя-повествователя для освещения этих событий объясняется тем, что автору было важно показать зарождающийся процесс неприятия фронтовиками общественных порядков новой для них Германии. На примере одного фронтовика это можно было показать более наглядно, так как повествование от первого лица всегда заставляет читателя сопереживать герою.

3. Возвращение к учебе (попытка приспособления к новой жизни).

Это событие является, на наш взгляд, одним из самых значимых в цепочке фабулы, так как, с одной стороны, указывает на возможность для бывших фронтовиков приспособиться к мирной жизни, а с другой, знаменует окончательный отказ героя от приспособления к ней.

Сравним:

a) персонаж-повествователь, относящийся ко всем фронтовикам (совокупное «мы»): «Геройская смерть! Интересно знать, как вы себе ее представляете! Хотите знать, как умирал маленький Хойер? Он целый день висел на колючей проволоке и кричал, и кишки вываливались у него из живота, как макароны» [7] («Heldentod! Wie ihr euch das vorstellt! Wollen Sie wissen, wie der kleine Hoyer gestorben ist? Den ganzen Tag hat er im Drahtverhau gelegen und geschrien, und die Därme hingen ihm wie Makkaroni aus dem Bauch» [5]);
b) повествователь-персонаж из числа однополчан: «Мы уходили воевать со словом «отечество» на устах и вернулись, затаив в сердце то, что мы теперь понимаем под словом «отечество». Поэтому мы просим вас молчать. Бросьте ваши громкие фразы» [7] («Wir sind begeistert ausgezogen, das Wort Vaterland auf den Lippen — und wir sind still heimgekehrt, den Begriff Vaterland im Herzen. Darum bitten wir Sie jetzt, zu schweigen. Lassen Sie die großen Worte» [5]);
c) герой-повествователь: «С неприятным чувством ерзаю я на своем стуле за кафедрой. Неделю назад я еще сам сидел на школьной скамье и созерцал плавные затасканные жесты Холлермана, рассказывавшего о поэтах эпохи освободительных войн. А теперь я сам стал таким же Холлерманом. По крайней мере для тех, кто сидит передо мной» [7] («Unbehaglich rutschte ich auf meinem Sessel hin und her. Vor einer Woche noch saß ich ebenso wie sie in einer Bank und betrachtete Hollermanns runde, abgeschabte Gesten, während er über die Dichter der Befreiungskriege sprach. Heute bin ich selbst ein Hollermann geworden. Wenigstens für die da unten» [5]).

В примере (a) повествование ведется от фронтового «мы», что обусловлено самой ситуацией: вернувшиеся фронтовики пришли на собрание, а директор пытается, как и раньше, рассказывать им о благородстве смерти на передовой, т. е. обращаться с ними как со школьниками. Благодаря фокализации читателю становится понятен их протест. Негодование, которое вызвал у них этот разговор, не может относиться к одному из присутствующих в зале — это общее состояние. Фрагменты (b) и (c) иллюстрируют уже личное восприятие. В фрагменте (b) Людвиг Браер, одноклассник Биркхольца в прошлом и всеми уважаемый офицер в настоящем, выступает от лица всех собравшихся. Его речь (по принципу фокализации) показывает, что времена былого уважения к учителям ушли в прошлое, так как только с его фронтовым опытом можно рассуждать о войне. В примере (c) показан внутренний монолог героя — я-повествование. Сдав экзамены и оказавшись направленным на работу в деревню, он испытывает муки от чувства предательства самого себя, так как понимает всю ложь и фальшь общества и постепенно приходит к выводу, что не хочет учить этому молодое поколение. Фокализация также направлена на описание его внутреннего состояния, а кроме того — на оценку его как личности: благодаря изображению рефлексии героя мы видим его борьбу с самим собой, приводящую к отказу приспособиться и уходу в себя.

4. Появление отчужденности между бывшими однополчанами из-за разницы в социальном статусе в мирное время.

Исключенный повествователь: «Роли переменились. Вот сидит Боссе, ротный шут. На фронте был общим посмешищем, всегда строил из себя дурачка. Ходил вечно грязный и оборванный и не раз попадал у нас под насос. А теперь на нем безупречный шевиотовый костюм, жемчужная булавка в галстуке и щегольские гетры. Это — зажиточный человек, к слову которого прислушиваются... А рядом — Адольф Бетке, который на фронте был на две головы выше Боссе, и тот бывал счастлив, если Бетке вообще с ним заговаривал. Теперь же Бетке лишь бедный маленький сапожник с крохотным крестьянским хозяйством» [7] («Alles ist vertauscht. Da ist Bosse, der Kompanieschussel, der stets verulkt wurde, weil er sich immer so dämlich anstellte; er war draußen schmierig und verludert, und mehr als einmal haben wir ihn unter die Pumpe gekriegt. Jetzt sitzt er zwischen uns in einem pikfeinen Kammgarnanzug, eine Perle im Schlips und Gamaschen an den Füßen, ein wohlhabender Mann, der das große Wort führt. Und Adolf Bethke neben ihm, der im Felde so turmhoch über ihm stand, daß Bosse froh war, wenn er ihn überhaupt anredete, ist plötzlich nur noch ein armer, kleiner Schuster mit etwas Landwirtschaft» [5]).

Приведенный фрагмент описывает событие, которое также повлияло на фабулу. Здесь исключенный повествователь выступает свидетелем изменения социальных ролей. Фокализация позволяет понять, что так гнетет героя. Собравшееся общество не оставляет сомнений, что фронтовая дружба уже не будет такой, какой она была на передовой. Уважение, нравственные ценности и понятия уступили место деньгам и социальному положению. Подобный сторонний взгляд помогает читателю понять реакцию героя на эти события — его окончательное разочарование в мирной жизни, которая разрушила самое лучшее, что создала война, — фронтовое товарищество.

5. Осознание краха возвращения в мирную жизнь и уход в себя.

Последнее событие фабулы — судебный процесс над бывшим фронтовиком Альбертом Троске, который в потасовке, заступаясь за женщину, убивает человека. На суде выступает герой и, защищая Троске, указывает, что в случившемся нет его вины, — вся вина лежит на обществе, которое научило их только убивать. В конце романа бывший сослуживец, подытоживая проведенное в родном городе время, говорит: «Все наши усилия напрасны, Эрнст. Мы люди конченые, а жизнь идет вперед, словно войны и не было» [7] («Es ist alles umsonst, Ernst. Wir sind kaputt, aber die Welt geht weiter, als wenn der Krieg nicht dagewesen ware» [5]). Слова друга, которые Биркхольц, возможно, просто боялся произнести сам, являются ключевыми для всего произведения. Фокализация показывает: это разбитые жизнью люди. Герой остается один: фронтовые друзья уже не с ним — один погиб на гражданской войне, другой совершил самоубийство, третий сошел с ума. Это трагедия вернувшихся с войны фронтовиков.

На последних страницах Ремарк дает читателям надежду на то, что возвращение возможно и героя ждет новая жизнь. Он изображен на фоне природы после тяжелого душевного кризиса, вызванного смертью близкого друга. Однако, зная содержание написанного после «Возвращения» романа «Три товарища», можно заключить, что Ремарк так и не нашел для своего героя пути возвращения и возрождения.

В ходе исследования мы пришли к следующим выводам:

1) выбор повествователя в романе «Возвращение» зависит от цели автора;
2) если Ремарк хочет показать сторонний взгляд на изменение всей ситуации в целом и настроений фронтовиков, то он использует тип исключенного повествователя;
3) если ему нужен голос фронтовиков и типология трагедии, то он прибегает к персонажу-повествователю, относящемуся ко всем фронтовикам (совокупное «мы»);
4) рассказ на примере другого персонажа о трагедии и тем самым указание на общность переживаемых страхов требует присутствия кого-то из однополчан — повествователя-персонажа из числа однополчан;
5) описание внутренней борьбы происходит на примере героя-повествователя;
6) процесс фокализации помогает трансформации фабулы в повествование, так как содержит компонент оценки в восприятии того или иного события, посредством которого оно становится значимым.

Литература

1. Antkowiak A. Ludwig Renn. Erich Maria Remarque. Leben und Werk. Berlin: Volk und Wissen Volkseigener Verlag, 1965. 231 s.

2. Bal M. Narratology: introduction to the theory of narrative. — 3rd ed. Toronto, Buffalo, London: University of Toronto Press, 2009. 264 p.

3. Mark G. Ward. The structure of Der Weg zurück // Brian Murdoch, Mark Ward (eds). Remarque against War. A collection of essays for the centenary of E.M. Remarque. Glasgow (Scottish papers in German studies 11), p. 85.

4. Reifenberg B. Der Weg zurück. Zu dem Nachkriegsbuch E.M. Remarques // Frankfurter Zeitung, 27.09.1931.

5. Remarque E.M. Der Weg zurück. Электронный ресурс: URL: http://lib.ru/INPROZ/REMARK/front.txt (дата обращения: 18.11.2014).

6. Remarque-Forschung 1930—2010 / Erich Maria Remarque Jahrbuch-Yearbook XX / 2010, S. 111—113.

7. Ремарк Э.М. Возвращение. Электронный ресурс: URL: http://lib.ru/INPROZ/REMARK/front.txt (дата обращения: 18.11.2014).

Примечания

1. См. подробнее: Remarque-Forschung 1930—2010 / Erich Maria Remarque Jahrbuch-Yearbook XX/2010, S. 111—113.

2. Здесь и далее перевод наш.

3. Здесь и далее ссылки даются по следующему изданию: Bal M. Narratology: introduction to the theory of narrative. 3rd ed. Toronto, Buffalo, London: University of Toronto Press, 2009. 264 p.