Хайнц Липман. Ремарк и немцы. Беседа с Эрихом Марией Ремарком (1962 г.)

Наверное, никто не знает точно, сколько миллионов книг Эриха Марии Ремарка напечатано, продано и прочитано в мире. Сам он наверняка не в курсе дела, впрочем, его это совсем не волнует. За последние тридцать три года, т.е. начиная с 1929 года, вышли в свет его девять романов по меньшей мере на тридцати иностранных языках. В западных странах на основе оборота книжных магазинов можно составить себе представление о том, что к этому времени выпущено от тринадцати до четырнадцати миллионов экземпляров, но даже официальные тиражи в странах Восточного блока не поддаются контролю. Один из признанных современных литературных источников (Леннарц) называет Ремарка «самым читаемым, самым превозносимым автором современности и вместе с тем подвергшимся самым ожесточенным нападкам». Фактически нет другого современного писателя, чьи книги так часто оказывались под запретом и одновременно вызывали такой огромный читательский интерес, как Ремарк. В 1929 году в Италии был запрещен его первый роман «На Западном фронте без перемен». В 1933 году в список запрещенных в Германии книг были включены «На Западном фронте без перемен» и его продолжение «Возвращение». Соответственно обе книги подверглись публичному сожжению. В 1949 году запрет на все его книги распространился в России и странах Восточного блока. Однако сегодня миллионы людей читают его романы в Италии, Германии, России, да и во всем мире.

Но это далеко не единственный курьез, связанный с именем и творческой плодовитостью этого автора. Еще более показательным представляется мне отбор его тем или, точнее говоря, темы, единственной темы его творчества. В 1931 году под давлением нацистов Ремарк, реально ощутив угрозу собственной жизни, был вынужден покинуть Германию. В 1943 году народный суд в Берлине приговорил к смертной казни его сестру. Вскоре она была казнена. На протяжении более чем тридцати лет (за исключением разве что кратких посещений) Ремарк не появлялся в Германии. И тем не менее писатель так и не взялся за книгу, в которой не шла бы речь о Германии или о немцах.

Все это весьма своеобразные явления: немыслимый читательский успех, последовавший за этим запрет на его произведения, диктаторы, которых ему было суждено пережить, и заслуживающая особого упоминания его вечная тема — немцы. Я обратился к автору с просьбой попробовать разъяснить мне суть этих явлений.

Мы оба не обладаем особым опытом, когда берут или дают интервью. Просто Ремарк в течение многих лет почти не давал интервью.

Ответ: На все, что я говорю, я смотрю со своей колокольни. Воспроизведение высказанных оценок впитывает в себя индивидуальное восприятие сказанного интервьюером. Он может искажать услышанное без злого умысла. Я предпочел бы сам написать то, что думаю. Однако при встрече с вами готов сделать исключение.

Вопрос: Почему вдруг?

Ответ: Просто я знаком с вашей работой. Острота зрения у вас и у меня примерно одинакова. Но несколько месяцев назад, во время кинофестиваля в Локарно, ко мне подошел чешский журналист. У него на руке была наколка с изображением номера немецкого концлагеря. Люди с такой «родинкой» имеют право на то, чтобы их выслушали. Поэтому я согласился на разговор. Впоследствии наша беседа в виде интервью была опубликована чешской литературной газетой «Литерарни новини». Затем текст перепечатало чешское информационное агентство «Четека», а в западном мире и «Ассошиэйтед пресс». Я уже внес правку в некоторые пункты интервью, которое изначально не планировалось как таковое. Однако о фальсификации мне стало известно лишь сейчас, — как сообщила одна восточногерманская газета, правительство ФРГ предъявило мне своего рода ультиматум: мне якобы было предложено ходатайствовать о получении западногерманского гражданства или оставаться «изгнанным» из Германии. Такие разговоры, по сути, или недоразумение, или полная чушь. Ведь ничего подобного не было. Я был лишен гражданства нацистами и, насколько мне известно, решение так и не было отменено. В1931 году я поселился в Швейцарии, выбрав себе место по возможности на самом юге страны, почти у самой границы, где говорят по-немецки. Когда разразилась война, я перебрался в Америку. В 1947 году получил американское гражданство. В этом юридическом состоянии чувствую себя вполне комфортно. Тем не менее я никогда не порывался что-либо писать о швейцарцах или об американцах. Писатель живет тем, что происходит в стране, где он родился и вырос, на языке которой он говорит. Изменить эти принципы невозможно, даже в случае изменения гражданства.

Вопрос: Следовательно, вы не считаете себя «изгнанным» из Германии?

Ответ: Разумеется, нет. Начиная с 1948 года, когда я вернулся в Европу, т.е. в Швейцарию, из Америки, я ежегодно несколько недель или даже месяцев проводил в Германии. У меня никогда не было проблем в отношениях с властями или в частном плане. Поскольку моя жизнь оказалась под угрозой, я был вынужден покинуть Германию. Это произошло в 1931 году. Я не еврей, левых политических взглядов не придерживался. Я оставался тем, кем являюсь до сих пор, — воинствующим пацифистом. В 1933 году мои книги были запрещены и подверглись сожжению. Я был лишен немецкого гражданства. Тогда это воспринималось как высокая честь, но в профессиональном отношении это, конечно, было для меня шоком. Получается, писатель без родины? О чем же тогда писать? Откуда черпать пищу для творчества? Когда Гитлер изгнал меня из Германии, был уже почти готов мой третий роман «Три товарища». Необходимость покинуть Германию стала для меня потрясением. Поэтому мне потребовалось целых четыре года, чтобы закончить книгу. Лишившись родины, я стал похож на животное, у которого отняли корм.

Вопрос: А теперь как?

Ответ: Вот уже более тридцати лет, как я не живу в Германии. Тогда против собственной воли я стал гражданином мира. Теперь же я являюсь гражданином мира по собственной воле. Это вовсе не означает, что меня больше ничто не связывает с нынешней Германией. Просто эта связь приобрела теперь более многосторонний характер. Сегодня я смотрю на Германию не только как немец, но и как швейцарец и как американец.

Вопрос: Почему герои ваших книг оказываются в Германии именно в кризисные годы? Во время Первой и Второй мировых войн, в условиях Веймарской республики, в разгар инфляции, в концлагерях, в среде эмигрантов?

Ответ: Это как раз то, что я знаю лучше всего. Моя вечная тема — немец перед лицом тяжелейших испытаний. Немец, который раскрывает мне душу. Немец, который страдает. Но не тот, который ноет.

Вопрос: И какой же вам видится сегодняшняя Германия?

(Ремарк немного задумывается.)

Ответ: Разумеется (произносит писатель, словно преодолевая оцепенение), я озабочен. Способна ли нация полностью измениться всего за двадцать лет. Конечно, необходимо проявлять бдительность, отслеживать ситуацию. Я убежден в том, что старого нацистского духа больше нет, однако там и сям все еще вспыхивают искры, поэтому важно своевременно гасить их. Чего я вообще не могу понять — почему лживым образом возбуждается интерес к произошедшим тогда чудовищным делам? В сегодняшней Германии с такой живостью реагируют на то, что если кто-то кашляет, то этот кашель непременно обернется против Германии. Когда в 1948 году я впервые оказался в Германии, кое-кто повторял: «Бедная Германия». Причем никто не говорил: «Бедный Роттердам!», или «Бедный Ковентри!», или «Бедный Лидице!» Я, конечно, понимаю, — тот, кто оказался в дерьме, мечтает когда-нибудь из него выбраться. Я и сегодня так же позитивно отношусь к Германии, как прежде. Но это вовсе не означает, что я способен принять все происходящее там. Как раз наоборот, к стране, которую действительно любишь, хочется испытывать уважение. Тогда появляется желание критиковать ее, реформировать и совершенствовать. В этой связи трудно понять то, что старые нацистские преступники до сих пор занимают ведущие посты в экономике, политике и в судебной системе. Промедление с изгнанием этих людей с их высоких постов глубоко задевает меня. Старое дерьмо нельзя закопать, оно снова и снова начинает испускать зловоние. Чуть ли не каждую неделю в газетах можно прочесть о скандалах, которые сеют недоверие за границей. Худо-бедно еще можно понять, что при нацистах Германия не могла взбунтоваться. Однако трудно понять, почему те, которые опоганили имя Германии, удостоились столь трогательного к себе отношения, заслужили и заботу и покровительство.

Вопрос: Вы могли бы привести конкретные имена, примеры?

Ответ: Я политически нейтральный человек. Поэтому своих читателей не собираюсь ни убеждать, ни уговаривать, ни воспитывать. Я описываю то, что меня волнует. И поскольку считаю себя нормальным человеком, твердо знаю, что многих волнует то, что волнует меня. Знакомая мне Германия важна. Прежде всего это страна, язык которой сформировал меня. Ее судьба тревожит меня и уже ж отпускает от себя.

Вопрос: Возможно, в этом тайна вашего успеха. Вы ничего не изображаете, вы просто говорите то, что чувствуют миллионы, не будучи в состоянии это выразить. Поскольку, по собственному признанию, вы «нормальный человек», выражаете то, что близко нормальным людям не только среди немцев, но и среди других народов...

Ответ: Очень даже может быть. Было бы абсолютно неуместно, если бы кто-то стал утверждать, что я осуждаю немцев. Я знаю, что и при нацистах преступники доставляли незначительное меньшинство и что, с другой стороны, в концлагерях отсидело более миллиона немцев, боровшихся с варварством. Именно потому, что я люблю эту страну под более широким углом зрения, нельзя не подчеркнуть: невозможно покончить с худыми временами, если щадить преступников и преуменьшать содеянное ими. Поскольку безнаказанный преступник может стать примером для подражания тем, кому и в будущем не придется ни в чем каяться. Впрочем, замаравшее себя старшее поколение с каждым годом вымирает. Невиновные в происшедшем юные немцы занимают места своих запятнавших себя родителем. Однако этим представителям младшего поколения не мешало бы знать, что же тогда конкретно произошло — ради того, чтобы в итоге все не ограничилось возникновением очередной героической легенды. Когда-то (очень давно) я учительствовал. Как учитель со стажем, начиная с 1948 года я собирал немецкие школьные учебники. Думаю, в них слишком скупо говорится о происшедшем в то время. Именно по этой причине (хотя есть и другие) я снова и снова пишу о старой Германии. Я люблю эту страну и хотел бы, чтобы ее молодежь знала правду.

Вопрос: При Сталине ваши книги оказались под запретом и в странах Восточного блока. Сейчас эти произведения выходят огромными тиражами. Не опасаетесь ли вы, что ваши обвинения против прежней Германии будут использованы там как обвинение против новой Германии?

Ответ: Я это исключаю. Мои обвинения направлены против диктатуры. Я считаю, что мои книги, даже если они не содержат никаких других претензий, неизменно отличаются абсолютной четкостью и однозначностью в отношении диктатуры. Каждый прочитавший хоть одну из моих книг знает, что я отвергаю любую форму диктатуры. Мои взгляды на терпимость, индивидуальную ответственность и свободу никогда не будут совпадать с соответствующими взглядами стран Восточного лагеря.

Вопрос: Довелось ли вам побывать в Берлине при посещении Германии?

Ответ: Бывал там почти ежегодно. В конце этого года снова собираюсь съездить в Берлин. Я провел там решающие годы своей жизни. Берлин — неповторимый для меня город. Это город, в котором еще не кончилась война.

Вопрос: Вы имеете в виду стену?..

Ответ: Лично для меня стена — это колоссальная трагедия и чудовищная глупость. Если какая-то страна протягивает колючую проволоку по периметру своих границ, чтобы не убегали ее граждане, она тем самым выносит вердикт самой себе.

Вопрос: А место действия вашей новой книги — снова Германия?

Ответ: Нет, не Германия. Но речь идет о немцах, эмигрировавших в Лиссабон во времена нацизма. Книга впервые была напечатана в одной немецкой газете два года тому назад. С тех пор я не раз перерабатывал рукопись. Я всегда, закончив книгу, даю ей отлежаться. Это продолжается несколько месяцев, а то и лет. Потом начинаются бесконечные мучительные переделки. Тут я уже не могу остановиться. И вот в один прекрасный день замечаю, что пора остановиться. На этом все заканчивается. Этот момент оборачивается для меня унынием и отчаянием. Сейчас я весь погружен в корректуру книги, название которой «Ночь в Лиссабоне». Она должна увидеть свет в начале декабря. А что потом? Потом скорее всего на некоторое время романы отменяются. У меня в голове бродят две идеи насчет театральных пьес...

Вопрос: А что вы сами думаете о романе «Ночь в Лиссабоне»?

Ответ: Это моя последняя книга. И как любая последняя книга, эта как мой самый любимый ребенок...

(Он вздохнул и добавил: «Пока не родится следующая...»)

Комментарии

Первая публикация и рукопись: «Ремарк и немцы. Беседа Эриха Марии Ремарка с Хайнцем Липманом» опубликована в газете «Цюрхер вохе» (Цюрих) 30 ноября 1952 года, стр. 7. Перепечатана в газете «Ди Вельт» (Гамбург) от 1 декабря 1962 года.

Хайнц Липман (1905—1966), как и Ремарк, родился в Оснабрюке, еще до 1933 года выпустил несколько романов. Одновременно он был заведующим репертуарной частью гамбургского «Каммершпиле». Как еврей и симпатизирующий КПГ литератор, он подвергся гонениям со стороны национал-социалистов. Предположительно после краткого пребывания в концлагере в 1934 году Липман был вынужден выехать в Голландию уже как эмигрант. По настоянию германского правительства там он был арестован и выслан из страны. Последующими пунктами эмиграции стали Франция (1935 г.), Англия (1936 г.) и, наконец, США (1937 г.). В 1957 году, как корреспондент «Тайм» и литературный агент нескольких американских издательств, Липман вернулся в Германию. В 1961 году в качестве корреспондента «Ди Вельт» он снова, теперь уже по собственной воле, отправился в эмиграцию, на этот раз в Швейцарию. Несмотря на то что они были земляками, Липман и Ремарк познакомились, судя по всему, только в шестидесятые годы в Цюрихе. Из этого знакомства родилась тесная дружба между обеими супружескими парами. Как и упомянуто в тексте, данное интервью комментирует предшествующую беседу Ремарка с чешским журналистом Франтишеком Гольдшайдером, опубликованную в пражской литературной газете «Литерарни новини» от 20 октября 1962 года под заголовком «С Ремарком в Порто-Ронко». Цитируются предостережения Ремарка в связи с возвращением «нацистского духа» в Германии — германский милитаризм «снова на марше». Эти высказывания, растиражированные «Ассошиэйтед пресс» и в Западной Европе, побудили Ремарка и Липмана выступить с контраргументами. Под этим материалом стоит аббревиатура А. Л., он снабжен заголовком «По-чешски». Гамбургская «Ди Вельт» опубликовала этот материал 25 октября 1962 года. В нем Ремарк цитируется следующим образом:

«Во время кинофестиваля в Локарно я беседовал с одним чехом, который попросил меня дать ему автограф. Поскольку он сказал, что был узником концлагеря, я не мог ему отказать. Беседа продолжалась четверть часа, я не догадывался, что речь шла об интервью.

В принципе я вообще не даю никаких интервью, особенно журналистам из стран Восточной Европы, потому что велика опасность того, что мои мысли будут воспроизведены в искаженном виде. Я вовсе не в обиде за то, что чешский журналист воспроизвел наш разговор в виде интервью, услышав в нем то, что ему хотелось услышать. Проблема в том, что «Ассошиэйтед пресс» распространила текст, не согласовав предварительно со мной. Я не отказываюсь от того , что подчеркнул: не думаю, что фашизм в ФРГ снова придет к власти. Но я указал на то, что старый нацистский дух таит в себе постоянную угрозу.

В ходе этой беседы я, разумеется, не утверждал, что милитаризм в ФРГ «на марше». Вместе с тем необходимо отслеживать и контролировать принятие военных мер, а также деятельность объединений, способствующих возрождению милитаризма. В интервью, которое не было таковым, чешский журналист опустил целый ряд существенных моментов. При этом речь шла о концепции свободы, что на Востоке имеет другой смысл, чем у нас.

Я сказал своему собеседнику, что не представляю себе свою жизнь без терпимости, самостоятельности личности и нашей разновидности свободы, которая для меня нечто само собой разумеющееся, ну, например, как факт моего биологического рождения».

Опубликованное уже пять дней спустя интервью Хайнца Липмана с Ремарком непосредственно связано с этим противопоставлением, Преследуя цель детально разъяснить читателю взгляды писателя.

В последующие годы Липман опубликовал еще несколько своих статей о Ремарке, наиболее значительными представляются краткие биографические материалы (ср. тему отношений между Ремарком и Липманом: Гельмут Морр «Хайнц Липман, или Продолжение эмиграции» в «Ежегоднике Эриха Марии Ремарка» № 3, 1993 г., стр. 11—26, а также автобиография Рут Липман «Возможно, счастье — это не только случайность». Кельн: изд-во Кипенхойер и Вич, 1993 г.).

Перепечатка с любезного разрешения Рут Липман.