Фауст

Театр. Звонок. Зрители толпятся в дверях лож. Пока я ищу свое место, слышу, как немного полноватая дама позади меня спрашивает:

— Музыка Вайнгартнера? А я думала, это Гуно...

Тушат свет. Пролог на небесах. Кажется, за мной сидит чета новобрачных откуда-то из деревни. Он шепчет довольно громко:

— О господи, а это не Железный Карл?

На что она отвечает:

— Да нет, это же древние германцы. — Оба имеют в виду Архангела Михаила, на котором я как раз в этот момент замечаю кокетливый серебряный браслет.

Старый господин, очевидно, большой поклонник искусства, поворачивается к ним:

— Тссс!

— Чего ему надо? — спрашивает Йохен сварливо.

— Сиди тихо, — отвечает молодая, но, когда появляется Мефистофель, сама не может удержаться от восклицания: — Дьявол!

— В красном пламени, — говорит задумчиво Йохен.

Старый театрал снова шипит:

— Шшшш!

— Осел, — бурчит Йохен.

Спустя какое-то время позади нас появляется, шурша платьем, величественная дама, естественно, через полчаса после начала; она вынуждает всех встать и пробирается к своему месту, которое, тоже естественно, оказывается в середине ряда. Йохен не встает, а только немного отодвигает колени в сторону. В следующее мгновение он со страшным криком вскакивает, потому что дама, вероятно, отдавила ему ногу. Сиденье кресла использует этот момент, чтобы коварно захлопнуться у него за спиной, так что когда он, скрипя зубами, бледный от боли, пытается сесть, то оказывается на полу. И подумайте только: дама, которой Йохен обязан этим артистическим падением, та самая дама, которая наступила ему на ногу, имеет наглость возмущенно прошептать ему:

— Тсс!

— Глупая гусыня, — бурчит в ярости Йохен.

Пролог окончен.

Новобрачные оживленно обсуждают последние состязания по стрельбе. Дама рядом со мной беседует с подругой.

— Вы говорите, семьдесят пфеннигов? А я еще вчера заплатила марку десять.

— Да, семьдесят пфеннигов, если вы сами заберете. Иначе — восемьдесят. Я запасла шестьдесят штук. Так на зиму будет хоть немного яиц.

Первый акт. Фауст в кабинете.

Минхен (так зовут новобрачную), взволнованная фейерверком при появлении Духа Земли, рассказывает историю про привидения. Когда Фауст поднимает хрустальную чашу с ядом, Йохен задушевно произносит:

— Твое здоровье, если это коньяк.

Пожилой господин, очень злобно:

— Шшш!

Смена декораций.

Передо мной разговаривают две дамы.

— Ох уж эта фрау Биммерманн! Вы только посмотрите, сколько на ней бриллиантов. Это же безвкусно!

— А как утянулась-то! А жир со всех сторон выпирает.

Рядом сидят два господина.

— Большой шлем без двух у ходящего первым?

— Выиграл. С шестью козырями и тузом червей.

Справа от меня:

— Недавно он даже привез полкило масла.

— Вы хотите сказать: маргарина.

— Нет, масла, сливочного масла, хорошего, жирного крестьянского масла.

— Говорят, в окрестностях его нет уже три недели.

Погреб Ауэрбаха.

Оба мужчины передо мной с удовольствием и очень бодро отбивают такт.

— Настоящая немецкая атмосфера, — говорит один.

Йохен замечает:

— Гуляют. Сейчас подерутся.

Минхен во время песни про блоху истерически хохочет. Старый господин:

— Тсс!

Снова дают свет.

Прерванные разговоры продолжаются.

— А вы не можете дать мне адрес этого крестьянина?

— Ох, он обслуживает только старых клиентов.

— Но если ему хорошо заплатят...

— Ну вот, я хожу трефовым валетом, потом пиковым, бью даму королем червей и вытаскиваю туза...

— Я точно видела, Йохен, что на ярмарке ты был с Триной.

— Это неправда...

— Правда...

— Неправда...

— Правда.

— Неправда, — и так далее.

— А ее муж, как он усох. Стал совсем хилым и маленьким. Как ребенок.

— А она все толстеет. Все-таки видно, откуда они.

Кухня ведьмы.

Йохен и Минхен развлекаются вовсю.

— Как раньше в Мюнстере, в зоологическом саду, — смеется Минхен в восторге.

— А ведьма выглядит в точности как мамаша Бюшеля, — зло хохочет Йохен.

Старый господин шипит:

— Шшш!

— Верблюд, — говорит Йохен с явным возмущением.

Когда Фауст в первый раз заговариваете Гретхен, Минхен, удовлетворенная триумфом женщины, говорит:

— Не вышло...

Но Йохен, чувствуя, что в его лице оскорбили весь род мужской, возражает:

— Глупая баба, — и делает поистине гениальное философское замечание: — Поначалу они все так. Но это только притворство.

— И что только они о себе воображают! Еще шесть лет назад она была всего лишь простой швеей. А он — помощником продавца. Этот спекулянт, этот индеец с плоскостопием!

— Я не понимаю, почему вы не хотите дать адрес этого крестьянина.

— Господи, да ведь каждый бережет его для себя.

— Это странно.

Закончилась сцена, когда Гретхен находит украшения.

— Йохен, ты ведь хотел подарить мне сережки, что лежат в витрине у Шнайдера...

Йохен, очевидно, ничего не слышит, он внимательно изучает программку.

— Йохен! — Она с силой толкает, его в бок.

— Слышишь, — читает он, делая вид, что ничего не слышал. — Мемфис... Мефи... сто...

— Ах ты! — резко обрывает его Минхен. — Двести!

Потрясающий монолог Гретхен перед статуей Mater dolorosa.

Я смотрел «Фауста» в балаганах и на первоклассных сценах. И всегда эти слова одинаково потрясали меня. А Иоганна Мунд играет так искренне, с такой болью, что продолжаешь сидеть как завороженный даже после того, как занавес опустился.

— Теперь ему, наверное, придется платить алименты, -— говорит Йохен убежденно, как человек, знающий жизнь.

— Бог мой, может, они еще поженятся.

— Никогда! — возражает Йохен уверенно.

— Но тогда закажите мне хотя бы килограмм. Понимаете, я хотела бы испечь пирог на день рождения. Килограмма было бы достаточно...

— Потом я играю шлем с двумя... не набираю очков...

— Ну?

— Дружище, мне не повезло. Я выиграл всего шестьдесят монет.

После очень сильной сцены в соборе, когда Гретхен падает в обморок, зрители начинают штурмовать гардероб. Только когда гардеробщицы объясняют штурмующим, что еще не конец, что будет что-то еще, те снова успокаиваются.

Сцена в тюрьме. Конец. Выходя из зала, еще под впечатлением от трагедии, я слышу:

— И почему она была такой глупой?

— Если он ее все-таки соблазнил...

— Если бы вы сразу вытянули козырного туза, а потом сыграли бы маленькой червовой, то... Одну пику и...

— Вы делаете тесто на дрожжах или с пекарским порошком?

— Смотря какое тесто... Если...

— Посмотрите только на эти надутые рожи. Дочка-то настоящая уродина. Боже, моя дочь намного красивее.

— А видите вон там женщину...

Врать не буду, я видел там и несколько внимательных глаз. Несколько душ, которые очистились от мусора повседневности под влиянием поэзии Гете. Там был белокурый юноша; его глаза блестели, он вышел как пьяный. Не сказав ни слова. Да, да.

(1921)