Эрих Мария Ремарк из Порто-Ронко (предположительно 20.12.1938)

Марлен Дитрих в Беверли-Хиллз, Норт Кресчент Драйв
MDC 198

Странное мгновенье: достаешь костюм из шкафа и обнаруживаешь новый платок со следами губной помады, забытый в нем с парижских времен; и, милая, ничего не могу с собой поделать, комната начинает вдруг покачиваться, и здесь твой запах, и твои волосы, и твои нежные губы, и я ощущаю, как шумит и беспомощно дрожит моя кровь, — и я удивляюсь, что еще держусь на ногах, хотя чувство такое, будто в колени попала молния и опрокинула меня.

Эти вечера непокоя, когда читаешь и вдруг обнаруживаешь, что не читаешь, и ты откладываешь книгу и начинаешь бродить вокруг дома и по саду, разговаривать с людьми и замечать, что ты их вовсе не слушаешь, садиться в укромном углу и испуганно вскидываться, потому что кто-то к тебе обратился; глядеть на свои руки и думать, что тебе это снится: в руках ничего нет, а ты явственно ощущаешь, будто крепко сжимаешь твою грудь. Не говоря уже о том, что выделывает проклятый «хвост»...

Вдруг замечаешь, до чего тонка эта малость искусственного покоя, которым ты огораживаешь себя. Как быстро пробивается насквозь черное пламя, и ничего не остается помимо дрожи и желания обладать. Обладать тобой. Чувствуешь себя жалким и счастливым одновременно.

И еще я постоянно думаю о том, как мало ты пока обо мне знаешь. Ничего в подробностях. Минуло так много времени с тех пор, как ты уехала, — много для меня, — и не только потому, что тебя нет со мной, а потому, что снаружи прибавилось так много разного. Я ведь работаю, впервые со времени нашего знакомства, это началось в Антибе и продолжалось в Париже, но тогда это было только начало, и я хотел, чтобы ты узнала об этом побольше. Потому что все иначе, чем когда-либо прежде. Во мне столько стерто и столько написано по-новому, что иногда я думаю: ты совсем не смогла бы полюбить меня, если бы не знала обо мне больше того, что знала до отъезда. Но, может быть, тебе известно больше. Наверняка тебе известно больше. Ты ведь тоже говорила мне, что могла бы полюбить меня в такое время, когда я вообще ничего не стоил. Значит, ты что-то такое во мне разглядела. Но иногда мне хочется, чтобы ты увидела меня сейчас. Наберись терпения, нежная, любимая, наберись еще немного терпения, пока не увидишь меня вновь.

Руки у меня совсем отяжелели. В этом-то и соль: я стал увереннее во всем, и только в этом одном уверенности поубавилось. В этом одном поубавилось, милая, и тут я над собой не властен. Я не знаю, как все будет, когда я опять увижу тебя, — но иногда мне чудится, будто у меня вот-вот отвалятся руки и разорвется грудь — и хлынет поток крови.

И тогда я вообще не могу себе представить, что вновь увижу тебя...