Эрих Мария Ремарк из Беверли-Хиллз (23.05.1942)

Марлен Дитрих в Беверли-Хиллз, отель «Беверли-Хиллз» и бунгало
[Штамп на бумаге: «Беверли Уилшир»] MDC 22-24, 28

В комендантский час, в мае, месяце лесных цветов, в рукописи Равика влетел пакет из Нью-Йорка, а в нем — черная металлическая пума. С зелеными глазами и золотистыми пятнами...

От тебя? А то от кого же...

В тот вечер мы, сидевшие за каменным столом, были немного растроганы. Старик, у которого в бороде светлячки, улыбнулся и пробормотал что-то о зове крови и далеком крике о помощи; Равик, который появился лишь в 6 часов 10 минут, сразу набросился на крюшон, чтобы наверстать упущенное время, и заявил, будто это милая, но чистая случайность — ты, дескать, где-то ее увидела, послала и уже забыла о подарке, хотя это и нисколько не умаляет волшебного жеста; асессор фон Фельзенэк (между прочим, Фельзенэк — гражданин Никарагуа), разогревший крюшон вместо Равика (комендантский час), утверждал, что пока не доказано даже, что это corpus delicti¹ принадлежало тебе, поэтому все выводы преждевременны; а Альфред, которого Равик впервые привез сюда, Альфред ничего не сказал — он лишь взял подарок в свои маленькие горячие руки.

Всех нас подарок умилил и растрогал. Мы вытащили на белый свет воспоминания из того времени, когда Равик еще держал тебя за руку, такую слабую и нежную, каких нет ни у кого: о монокле и о Фреде, о лодке в Антибе и о Джо, о бутербродах с ливерной колбасой в бунгало № 10, о вечерах у «Максима», когда ты неожиданно сказала «с тобой мне все так легко, я никогда такого не испытывала»; мы вытащили его наружу, это время, когда ты еще не знала, кто такой Равик, и не знала, что терпение — это не слабость, — пока твой взгляд не замутился и нам не пришлось защищаться, потому что ты об этом забыла.

Как обстоят дела у тебя, Юсуф, насчет «последнего желания, оставшегося еще в жизни»? Обволакивает ли тебя счастье золотом, как в летний вечер? Или ты по-прежнему пытаешься зажечь свет в доме, в котором навеки поселилась темнота? И таскаешься с проблемами других людей, словно тебе мало своих?

У счастья нет ничего общего с качеством, иначе до чего мы все дошли бы? (Тише! Слово Равику! Он спрашивает, как прошли семейные посиделки с его преемником.) Но с жизнью у качества общее все, в ином случае чем бы у нас все завершилось? Самым последним, случайным, а для этого, Лулу, мы всегда слишком молоды.

Не трусь, Юсуф! Страны Авалун и Туле находятся везде — даже в курятнике можно найти свою романтику, если только почувствуешь, что это то, чего ты ждал. (Равику хочется узнать, не очень ли заулыбался Руди, наш многоопытный, при этих словах?)

Но довольно! Когда Юпитер, личный зодиакальный знак Равика, в зените, с ним разговаривать всерьез не приходится, жизнь так и бьет из него ключом; только что он сказал, будто в умении забывать и тем не менее вспоминать о прошлом весело и без боли и заключается секрет вечной молодости. Жизнь не старится, это удел людей; и от нас самих зависит, чтобы этого не произошло. Ты осталась бы юной, будь ты в нашем кругу, где делала бы жизнь полнее и богаче; потому что тебе и мне, нам обоим открылся и второй большой секрет: резонанс, отражение. В нем наша сила и наша слабость. Мы способны гудеть, как колокола, или дребезжать, как мусорные бачки, — в зависимости от того, кто и что в нас бросит.

Звуки! Звуки! Оставайся чистым, нежный и неукротимый резонанс! Пусть усталость будет неведома тебе! У нас есть только эта, одна-единственная жизнь! Не тревожься ни о чем и не жалей ни о чем, будь ты Юсуф или пума, все едино, лишь бы ты парила и светилась!

Прими, наш привет! Однажды мы назвали себя дышащим резонансом — пусть же те, другие, среди которых ты пребываешь, видят тебя такой, какой видим мы, во всей пестроте твоих красок; ты нуждаешься в этом, чтобы не увянуть. Кем была бы ты, спрашивает Равик, самая изысканная из исполнительниц ролей, написанных жизнью, без свиты, понимающей тебя?

За каменным столом нет места ни ревности, ни безумным собственническим инстинктам, присущим буржуа, — здесь есть только восхищение неповторимым. Да будь ты хоть Юсуфом, хоть мадонной-поварихой у профессиональных велосипедистов, хоть мадонной-пумой из лесов, — лишь бы ты жила и светила, и наслаждалась своими превращениями! Ур-ра!

На древних холмах, где в Асконе некогда стоял храм Афродиты, можно увидеть черную статую Мадонны. Она самая таинственная из всех.

К ней мы присоединим черную пуму, которую ты прислала. А теперь салют! Живи! Не растрачивай себя! Не давай обрезать себе крылья! Домохозяек и без тебя миллионы. Из бархата не шьют кухонных передников. Ветер не запрешь. А если попытаться, получится спертый воздух. Не волочи ноги! Танцуй! Смейся! Салют, салют!

Примечания

1. Corpus delicti (лат.) — вещественное доказательство. (Прим. перев.)