Униженный и оскорблённый

В характере Ремарка было намешано много всего — и хорошего, и плохого. Как, собственно, у любого нормального человека.

Вместе с необыкновенным трудолюбием в Ремарке уживались чудовищная лень и склонность к пьянству. Он любил делать дорогие подарки (удивительно изящные, тонкие), но часто вёл себя, как законченный эгоист. Обладал тончайшим художественным вкусом, но мог публично выругаться.

Чувство слова, литературный дар и потрясающая доброта сочетались в нём с болезненным самолюбием и неумением забывать даже самые ничтожные обиды. Он никогда и никого не прощал. Помнил даже самые незначительные оскорбления, даже нанесённые непреднамеренно, по неведению, случайно.

Сокрушительный разгром романа ввёл начинающего писателя в состояние ступора. Он просто утратил чувство реальности. Испугался. Запаниковал.

Он ни на что не годится. Его дар ничтожен. Да и нет никакого дара — он, Ремарк, просто не умеет писать... Кстати, он всегда был предельно самокритичен. И на пороге 70-летия, уже написав и издав все свои великие книги, говорил:

— Ах, если бы я умел хорошо писать! Какие романы я мог бы сочинить...

Он был уверен, что ничего не умеет и ничего не знает. Не кокетничал, а был в этом убеждён!

Писатели и критики, которые преподнесли тогда, в 1920 году, безжалостный, но, наверное, совершенно необходимый урок, навсегда выпали из круга его общения. Он уклонялся от знакомства и сближения с ними под любыми предлогами. Когда рядом с ним заговаривали о каком-либо известном писателе того времени, лицо Ремарка каменело, а в его голосе звучал металл.