Америка, Америка…

В конце августа 1939 года Ремарк запишет в своем дневнике: «Тревожные дни. Война в воздухе. Просматривал утром газеты: во Франции началась мобилизация. Не отправиться ли мне в среду в Нью-Йорк? Если еще возможно. Только что узнал о подписании русско-немецкого пакта о ненападении». В Париже не найти былого спокойствия: «Всюду мобилизованные с чемоданчиками. Повозки и телеги. Цветные солдаты. Понурые, беспокойно вздрагивающие лошади. Граница и первые кварталы города. Дома и улицы затемнены на случай ночных налетов. Елисейские поля. Арку не видно». Ремарк едет в Шербур, где вместе с Дитрих, ее мужем и дочерью отчалит на пароходе «Куин Мэри» в США. Европа для Ремарка отныне закрыта почти на десять лет.

В Калифорнии Ремарк получит статус беженца — и ему тоже запретят выходить на улицу вечером, с 20 до 6 утра. А днем не удаляться от дома более, чем на пять миль. «Как сужается мир: когда-то от горизонта до горизонта, потом без Германии, без Австрии, без Италии, Швейцарии, Европы, потом без Мексики, одна лишь Америка, и вот пять миль в Голливуде. Завтра, возможно, в концлагере, и тогда 5 миль покажутся целым миром!»

Привыкший неожиданно срываться «с места» писатель теперь связан по рукам и ногам. Снова начинается депрессия, садиться за печатную машинку нет сил. Ремарк нанимает секретаршу «чтобы немного взбодрить себя», но оказывается — печатать нечего, бодрость не приходит. Обостряются боли в сердце, приходит мигрень, дают о себе знать почки.

Раз уж совсем не пишется, остается одно — напиваться. А еще — завязывать интимные знакомства.