Первая женщина

Эта взрослая послевоенная жизнь началась просто и обыденно. Эрих обосновался в крошечной комнатушке Эрики Хаазе. И он, и она вели себя, как многоопытные мужчина и женщина. А в сущности они были лишь рано постаревшие, не по годам хлебнувшие лиха дети.

Вечерами они лежали на драном топчанчике. Эрих рассказывал о войне. Эрика смотрела в потолок. Он не замечал, что в её глазах стояли слёзы. Потом она обнимала его, привлекала к себе. И ему на мгновение казалось, что это не весёлая бесшабашная девчонка, которую он знает тысячу лет, а его... мама...

Отпуск кончился. Эрих собрался в Дуйсбург. Он уже немного свыкся с мыслью, что мамы больше нет. И старался утешить отца, который после похорон никак не мог успокоиться, несмотря на заботу сестёр.

На вокзал пришли и Эрика, и Фриц.

— Эрих, милый, я очень тебя люблю, — сказала Эрика.

— И я тебя люблю, — грустно улыбнулся Ремарк, зная, что говорит неправду.

Девушка внимательно посмотрела ему в глаза.

— Знаешь, я ничего у тебя не прошу. Только возвращайся, ладно?

— Обещаю.

Фриц обнял друга молча. Оба знали, что больше они уже не встретятся.

Когда поезд тронулся, Ремарк стоял в тамбуре, прижавшись лицом к грязному стеклу. Он никак не мог оторваться от бледного лица друга, словно старался запомнить его на всю оставшуюся жизнь.

Какой-то человек, куривший в тамбуре, с усмешкой сказал:

— Что, не хочется отрываться от маминых пирожков?

Ремарк обернулся. Человек смутился и сказал:

— Простите... солдат...