Е.В. Заварзина. «Перевод или плагиат?»

Эрих Мария Ремарк является одной из самых колоритных фигур в истории литературы Германии. Его творчество пользуется в нашей стране большой популярностью. Лучшие романы писателя, такие как «На Западном фронте без перемен», «Три товарища», «Триумфальная арка» и другие, изданы в нашей стране большими тиражами. Новое знакомство российского читателя с интеллектуальной прозой Ремарка произошло в годы перестройки. Отличительной чертой последнего этапа освоения творчества Ремарка в России следует признать обращение ряда новых переводчиков к творчеству этого прозаика.

Как справедливо пишет Т.С. Николаева, широкий интерес к Ремарку и читательские симпатии не случайны, они обусловлены глубоко гуманистическим мировоззрением художника. Утверждая любовь к жизни и человеку, верность и дружбу, благородство и честность, защищая ущемленную в своих правах личность, Ремарк обличает зло и насилие, порождаемые прежде всего войной и фашизмом [1; 3].

Ремарк создал свой особый стиль и, раз найдя его, оставался верен ему до конца своего творческого пути. И потому, наверно, его произведения продолжают привлекать переводчиков, которые снова и снова сталкиваются с трудностями воссоздания «ремарковского» стиля на русском языке. Ведь читателю хочется читать подлинного Ремарка, а не попытку писать «под Ремарка». Читатель требует от переводчика не только передачи образов автора, его мыслей, но и его литературной манеры, его стиля, особенностей его творческой личности.

Почти все романы Ремарка переводились более одного раза, хотя в прозе переводная множественность встречается намного реже, чем в поэзии. Наличие одного перевода иноязычного романа зачастую приостанавливает труд других переводчиков-современников. Но правило это далеко не универсально. Ярким подтверждением этого являются переводы романа Э.М. Ремарка «Возлюби ближнего своего». В настоящее время существует четыре перевода этого произведения на русский язык. Данный факт представляет собой почти уникальный случай: на протяжении 30 лет появилось четыре перевода крупной прозаической вещи.

При существовании нескольких переводов их статус оказывается неодинаковым. Обычно существует первый по времени создания перевод. Это — перевод-открытие. Именно этим открытием и стал перевод Е. Никаева, появившийся в 1966 году. Он был опубликован в журнале «Север» и затем несколько раз переиздавался [2].

Следующий перевод, опубликованный в 1990 году, принадлежит известному переводчику Ремарка И. Шрайберу [3]. Затем в 1991 году появился перевод Э. Венгеровой [4]. Однако вызывает недоумение тот факт, что Э. Венгерова не знала о существовании переводов Е. Никаева и И. Шрайбера. Издательство, выпустившее роман, помещает хвалебное извещение о том, что произведение переведено впервые. И, наконец, в 1994 году выходит перевод И. Безменовой [5].

Уже первые строки романа во всех четырех переводах заметно отличаются друг от друга. Сравним:

И в то же время мы обнаруживаем в текстах целый ряд совпадений. Например, в переводах Е. Никаева, Э. Венгеровой и И. Шрайбера употреблен глагол «прислушался», кроме этого почти во всех переводах встречаются существительные «сон», «бегство», «кровать», «лестница». При описании позы Керна три переводчика употребили словосочетание «сидеть неподвижно». Как писал Я.И. Рецкер, в квалифицированных переводах одного и того же произведения, выполненных разными переводчиками, неизменно наблюдается довольно высокий процент словарных совпадений [6; 36]. Что же касается перевода И. Безменовой, то он несколько отличается от трех других. Во-первых, в ее переводе (судя по тексту) Керн вообще не проснулся, а насторожился во сне; во-вторых, в ее переводе нет описания позы Керна; в-третьих, в одном предложении И. Безменова употребила такие однокоренные слова, как «беглец» и «бегство» («Как и все беглецы, он напрягся, приготовясь к бегству»), хотя у Ремарка в первом случае употреблено слово со значением «гонимый».

Для анализа нами были взяты три выборки из романа и переводов Е. Никаева. И. Шрайбера, Э. Венгеровой и И. Безменовой. Выборки взяты из начала и конца первой части романа и начала второй части. Мы проанализировали только знаменательные части речи: существительные, прилагательные и глаголы. Все эти части речи были последовательно сведены нами в матрицы, в которых приводится немецкий вариант слова, употребленного Ремарком, и эквивалентные соответствия, используемые переводчиками. В тех случаях, когда слово оригинала не находило соответствия в переводе, в графе матрицы проставлялся прочерк. Тем самым матрица предстает в виде наглядного среза степени соответствия переводов оригиналу на уровне лексики. В дополнение к каждой матрице приводятся те новые лексические единицы, к которым переводчики прибегают для передачи смыслового содержания романа.

Последовательно проанализировав словоупотребление во всех четырех переводах первой выборки, мы пришли к следующим выводам. Наименее адекватным (соответственно наиболее свободным) является перевод И. Безменовой: в нем процент использования новой лексики составляет 50% (при 35% соответствий). Следующим по степени «вольности» является перевод И. Шрайбера: при 60% соответствий в нем содержится 45% новой лексики. В переводе Э. Венгеровой процент соответствия также равен 60% (при 30% новой лексики). И, наконец, перевод Е. Никаева является наиболее адекватным: 65% соответствий при 40% использования новой лексики.

Однако сопоставительный анализ в целом обнаружил и весьма любопытную картину. Оказывается, перевод И. Безменовой, начиная с конца первой части, полностью повторяет перевод Е. Никаева:

Для большей наглядности приведем начало этого абзаца в переводах И. Шрайбера и Э. Венгеровой:

Возникает вопрос: что перед нами — удивительный случай абсолютно полного творческого совпадения или факт переводческого плагиата? Напрашивается предположение, что И. Безменова как бы «прикрыла» начало романа своим переводом, чтобы тем самым, возможно, замаскировать заимствование в последующем текста Е. Никаева. Такое совпадение, повторимся, начинается с конца первой части и продолжается до самого конца романа. И только в отдельных случаях в переводе И. Безменовой встречаются некоторые отличия от перевода Е. Никаева. Например:

У всех переводчиков один из главных героев носит фамилию Штайнер, и только у И. Безменовой фамилия этого героя пишется Штэйнер вопреки традиции и нормам передачи написания немецких фамилий. Возможно, это сделано для того, чтобы таким образом придать переводу некоторую оригинальность.

Итак, перед нами неординарный литературно-исторический факт. Мы не хотим и не можем выносить каких-либо вердиктов. Мы лишь пытаемся выяснить, что перед нами — текст одного и того же переводчика, выступающего под разными именами, некий «семейный подряд» или переводческий плагиат? К сожалению, сопоставительный анализ переводов дает основание думать, что в данном случае имело место использование одним переводчиком уже готового текста перевода, принадлежащего другому переводчику.

Ремарк — не Чейз. Его имя слишком дорого читателям, чтобы позволять себе подобные эксперименты с текстом его романа. Ибо, повторимся, читатель хочет даже в переводе видеть подлинного Ремарка и читатель должен знать имя настоящего автора перевода.

Примечания

1. Николаева Т.С. Творчество Ремарка-антифашиста. — Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 1983. — 134 с.

2. Ремарк Э.М. Возлюби ближнего своего / Пер. с нем. Никаева Е. — М.: АО «ВИТА-ЦЕНТР», 1992. — 352 с.

3. Ремарк Э.М. Возлюби ближнего своего / Пер. с нем. Шрайбера И. — М.: Политиздат, 1990. — 333 с.

4. Ремарк Э.М. Возлюби ближнего своего / Пер. с нем. Венгеровой Э. — М.: ДЭМ, 1991, — 320 с.

5. Ремарк Э.М. Возлюби ближнего своего / Пер. с нем. Безменовой И. — М : Век, 1994. — 414 с.

6. Рецкер Я.И. О переводческом эксперименте // Тетради переводчика. Вып. 11. — М.: Междунар. отношения, 1974. — с. 31—40.