Н.К. Батова. «Ремарк, жизнь, ностальгия»

Однажды в молодости я набрела на спокойную и достойную мысль умудренного прожитой жизнью человека — Михаила Пришвина в его дневниках, нежно названных «Незабудки»: «Мир всегда стоит, отвернувшись от нас. Наше счастье — заглянуть ему в лицо» (цитирую по памяти. — Н.Б.).

По прошествии многих лет я задаю себе вопрос: из чего состоит для меня Лицо Мира — Лицо, которое несмотря на то что век, в котором я жила, истекающий трагедией, одиночеством, растерзанностью и растерянностью, держит меня, притягивает и оставляет зыбкую, но все-таки надежду?

Среди этих лиц Аполлинер, Пиросмани, Параджанов, Шестов, Симона де Бовуар, Станка Пенчева. Среди них и лицо Э.М. Ремарка.

Настигнув однажды самого себя вместе с ним, боишься потерять то состояние души, которое он тебе соткал, не понимая по молодости лет, что все наши приобретения становятся потерями, но все потери обязательно — приобретениями.

Ремарк был для меня первым собственным, самостоятельным открытием без учителей, без курса по западной литературе. Мое самостоятельное жизненное приобретение.

Потом были Хемингуэй и его «Movable Fiest» («Праздник, который всегда с тобой»), Ирвин Шоу с «Вечером в Византии», Камю и Сартр с «Чумой» и «Тошнотой» и многое другое и многие другие вне программных вещей.

В Ремарке был XX век, которого я еще не чувствовала. А он уже прошел самые страшные перекрестки этого века — два распятия — мировые войны. Он уже вошел в когорту «потерянного поколения».

Он уже понимал, что человек и весь мир столкнулись, и он уже знал, он был уверен, что это силы равной величины.

Потом он преподнес мне другой урок — более тяжелый. Читая Ремарка, я узнала, что человек, заглядывая в Лида Мира и надеясь получить крылья, иногда видит только бездну одиночества и приобретает только потери.

Но он учил меня, как и многих других, жить с этим — с пониманием того, что человек, несмотря на кажущееся внешнее благополучие, живет со своей экзистенциальной заброшенностью, ненужностью, безосновностью и тоской.

Осознавая трагичность своей жизни, человек начинает рваться из этой культурной капсулы, противиться безысходности и наконец понимает, что феномен трагического фундаментален — он творческая составляющая человеческого бытия. Трагична даже не история, а сам человек.

И именно такой потерянный человек, поставленный в условия одиночества, утративший ощущение своего гармоничного единства с миром, познавший апофеоз беспочвенности, — ведущая тема Ремарка.

Может быть, Ремарк прав, говоря, что лишь дошедший до отчаяния ужас способен пробудить в человеке его высшее существо. Во всяком случае, Ремарк об этом знает.

Такое мирочувствование отделяет Ремарка от других и объединяет с самыми знаменитыми экзистенциалистами XX века.

Есть такие понятия, как общенужность и общегодность. Творчество Ремарка для всех и для одного, его творчество — не общенужное и не общегодное.

И эта мнимая необщенужность и необщегодность, эта невозможность из его произведений сделать какое-нибудь общее употребление и делает его особенно ценным и значительным.

Ремарк, его творчество — это праздник, который всегда с тобой. Ибо в каждом человеке, как напоминает писатель, есть ностальгия по существованию, завуалированная ностальгией по прошлому и предчувствием будущего. Мы все-таки хотим вернуться к тому, что близко всем: сущность каждого из нас желает быть. Мы хотим узнать и быть узнанными. Мы хотим закрыть, преодолеть разрыв с самими собой, между тем, что мы есть, и тем, чем мы должны быть, между действительностью и возможностью.

И Ремарк, его гуманистически ориентированное творчество дают нам эту возможность.

Он остался элитарным писателем, и если считать учениками тех, кто «сидит у ног учителя», то их не было, ибо у звезд не бывает учеников. Они вспыхивают, гаснут, а свет звезды еще долго нам светит.

И немного вторгаясь в текст Ремарка, позволю повторить то, что сказала Жоан Маду в «Триумфальной арке»: «Sono stata... sempre con te...» [1; 437] «Я ВСЕГДА БЫЛА С ТОБОЙ!»

Примечания

1. Ремарк Э.М. Триумфальная арка. — М.: АО «ВИТА-ЦЕНТР», 1992. — 448 с.