М.С. Райзман. «На перепутье (о романе Э.М. Ремарка "Возлюби ближнего своего")»

Со второй половины 60-х годов популярность романов Ремарка в читательской аудитории нашей страны пошла на убыль. На излете журнально-издательского и читательского бума, в 1966 году, был опубликован на русском языке роман Ремарка «Возлюби ближнего своего» [1].

Законченный в 1940 году, он был впервые напечатан в США в 1941 году. В английском переводе роман получил название «Обломки кораблекрушения» («Flotsam»). У «английского переводчика, — замечает В. Девекин, — были основания так переделать заглавие... романа» [2; 122].

Это этапное произведение Ремарка. По всеобщему признанию критиков, с этой книгой автор вышел за пределы аполитичности. «Антифашистское звучание романа, критика скандальной «политики невмешательства», осуждение расизма и политического террора, явное сочувствие к изгнанникам и антипатия к гитлеровцам — все это новые аспекты в творчестве Ремарка» [2; 123].

Действительно, главной темой романа стала судьба эмигрантов и беженцев, людей «без родины» [3; 154], беглецов и изгнанников преимущественно из фашистской Германии, скитавшихся по Австрии, Чехословакии, Швейцарии, Франции в поисках убежища, жилья, работы и справедливости.

Попутно отметим, что сам по себе фашизм почти не становится предметом изображения у Ремарка. Тема фашизма и фашистов проходит в романе по касательной.

Мы видим эпизодических героев — вахмистра Штайнбреннера, тайного нацистского агента Аммерса, отмечаем многозначительное решение семьи Кернов: »...если уж тюрьма, то лучше сидеть в какой-нибудь другой стране, не в Германии» (11), слышим упоминание о концентрационных лагерях (из одного из них бежал Штайнер). Другой герой романа, Рабе, характерным и почти символическим жестом поднимает руку, «словно защищаясь от удара» (102), кричит по ночам, и мы понимаем, что все это — следы пребывания его в лагере. Немка Катарина Бринкман решает родить ребенка в Чехословакии, «потому что она не хотела, чтобы уже в школе на него плевали и обзывали вонючим жиденком» (83). О ситуации в Германии многое говорит рассказ Классмана о бегстве из дома из-за доноса собственного сына-юнгштурмовца, донос медсестры на Штайнера, приехавшего проститься с умирающей женой, отношение окружающих к аресту Штайнера: «Штайнер, сопровождаемый эскортом, спускался вниз по лестнице. Люди, шедшие навстречу, останавливались и молча пропускали их. На улице замолкали все, мимо кого они проходили» (332).

Среди героев произведения мы видим студентов и профессоров, артистов, врачей и медсестер, священников и чиновников, владельцев небольших магазинов, кафе, трактиров, отелей и ресторанов — словом, представителей среднего класса. Поскольку в центре романа беженцы, то есть люди без паспортов, лишенные законных прав на жилье и работу, им приходится иметь дело с полицейскими и жандармами, таможенниками и судебными чиновниками, встречаться в тюрьмах, полицейских участках, кафе, казино, отелях и ресторанах с ворами, проститутками, шулерами и мошенниками. Поэтому в романе необычно много представителей закона и деклассированных элементов.

Совокупность историй героев, анализ взаимоотношений между ними позволяет представить атмосферу в Центральной Европе в 1936 году. Группировка героев помогает понять, что судьба эмигрантов и беженцев зависит от отношения к ним правящих кругов, представителей закона, обывателей. «Для Германии мы вообще больше не существуем, — вынужден с горечью признать Керн. — А для остального мира — только как нежелательные элементы... Лига наций уже несколько лет решает вопрос о выдаче нам документов, и все это время каждая страна пытается выпихнуть нас в какую-нибудь другую» (221—222). Положение беженцев и эмигрантов мало чем отличается: «Вы говорите о гражданских правах, — сказал он (Керн. — М.Р.). — А что мне делать с этими гражданскими правами? У меня вообще нет никаких прав! Я — тень, призрак, мертвец в гражданском отношении!» (221). (Правда, Штайнер ценит даже эту небольшую разницу: «Человек без паспорта — все равно что труп в отпуске. Остается один выход — покончить с собой». — «Ну, а с паспортом? Имея паспорт, ты все равно нигде за границей не получишь работу».

— «Конечно, нет. Но у тебя будет право подыхать с голоду спокойно, а не в постоянной тревоге. А это уже что-то») (13).

Можно сгруппировать героев романа по иному принципу: преследователи и их жертвы. Тогда в группу преследователей войдут те, кто сознательно ставит перед собой такую цель (например, полицейский Шефер, эсэсовец Штайнбреннер, тайные и явные доносчики, озлобленные обыватели), и те, кто слепо выполняет прямой приказ, инструкцию, следует закону (судебные чиновники, таможенники, полицейские). Одни исполняют эти приказы скрепя сердце («Жаль, — подумал он, — но ничего не поделаешь. Сам попадешь к чертям на сковородку, если проявишь хоть каплю человечности!» И неожиданно ударил кулаком по столу») (334). Другие стремятся извлечь выгоду из бедственного положения беженцев и эмигрантов (например, «стервятник», скупающий по дешевке остатки скарба бедствующих людей; чета шантажистов Антон-почтальон и его жена; торговцы паспортами; мошенник Рихард Биндинг; лицемер и трус, скряга и эгоист Оппенгейм; безнравственный студент Герберт Биллинг).

Среди жертв мы видим представителей различных национальностей: евреев и поляков, немцев и венгров, итальянцев и армян, русских и испанцев, а также выходцев из семей, в которых один из родителей был евреем или еврейкой. Однако репрессии связаны не только и не столько с национальным происхождением беженцев, хотя преследования коснулись евреев раньше и задели болезненнее, чем представителей других национальностей. Еврейская тема, сохраняя ведущую роль, быстро развивается в тему «униженных и оскорбленных», задавая тон с первых же строк: «Как и все, кого преследуют, он (Керн. — М.Р.) насторожился, приготовился бежать» [3; 3]. Эта поза героя характерна не только для него. Такое состояние постоянно у всех беженцев и эмигрантов и в конце концов становится символическим.

Персонажи первой группы — граждане в своей стране, во второй — «чужаки», «нежелательные элементы»; первые ненавидят и презирают вторых, травят их, вторые бегут, спасаются, вынуждены терпеть удары и унижения, гибнуть или приспосабливаться, им даже в тюрьмах нет места. «Я не какой-нибудь ветреный беженец без документа, — важно заявляет обыкновенный жулик. — Я всего лишь карманный вор и шулер и пользуюсь всеми гражданскими правами» (16).

Некоторым исключением среди эмигрантов оказываются русские — обладатели нансеновских паспортов. «У вас было преимущество, — заметил Штайнер. — Вы были первыми. На вас смотрели с большим состраданием. Нам тоже сочувствуют, но мало. Нас жалеют, но мы для всех обуза, и наше присутствие нежелательно» (15).

Бывший депутат рейхстага Марилл замечает: «Жестокий век. Мир завоевывается пушками и бомбардировщиками, человечность — концлагерями и погромами. Мы живем в такие времена, когда все перевернулось... Агрессоры считаются сейчас защитниками мира, а те, кого травят и гонят, — врагами мира. И есть целые народы, которые верят этому!» (84).

Но и в этом мире перевернутых ценностей находятся сочувствующие и помогающие делом, советом, опытом, морально и материально беженцам и эмигрантам: в еврейской больнице принимают бесплатно «без сопроводительной и без рапорта»; хозяйка пансиона угощает голодного Керна; Штайнера — беглеца из концлагеря — целую неделю укрывает друг; проводник в вагоне закрывает глаза на нарушителя границы — беженца; мужчина с моноклем, так напугавший поначалу Рут и Керна, оплачивает вечер паре влюбленных беженцев; хозяин аттракционов Потцлох устраивает эмигрантов и беженцев на работу; студент-блондин защищает евреев от антисемитов, безымянные священник, полицейский чиновник, крестьянин делятся деньгами, куском хлеба, дают ночлег. Эти примеры можно умножить.

В то же время и среди беженцев и эмигрантов возникает своеобразная корпоративная солидарность. При малейшей возможности лучшие из них — наиболее инициативные, предприимчивые, благородные, бескорыстные — помогают слабым, униженным деньгами, советом, опытом, ободряющим словом, помогают сориентироваться в незнакомом городе, в чужой стране, в трудной обстановке.

Так, музыка скрипача-профессионала утешает, смягчает боль; Керн дает советы бывшему профессору-онкологу; Черников снабжает Штайнера надежным адресом, дает денег, сообщает, какой документ лучше приобрести. «Надо же помогать друг другу, если это возможно, — говорит он. — Сам каждый день можешь попасть в такое положение» (48). Марилл, Керн и Рут, а также два врача помогают при родах Катарине Бринкман. Керн помогает Анне, ее мужу и Морицу Розенталю — эмигрантам — нелегально перебраться через границу. Мориц Розенталь и Штайнер опекают детей умершего Зелигмана, все они живут в квартире заболевшего Самуэля Бернштайна, их подстраховывает сосед Майер. Биндер ориентирует Керна в Швейцарии, поправляя его «легенду», сообщая об «очень ретивой полиции», о возможных доносчиках, о способах заработать на жизнь с помощью торговли в розницу, дает адреса надежных покупателей. В ответ на восхищенную реплику Керна: «Я просто удивлен, что вы так хорошо и подробно знаете все это» — Биндер отвечает: «Сконцентрирован опыт трехлетней, очень напряженной борьбы за жизнь. Я, конечно, большой пройдоха. Таких мало» (169). На благодарность Керна Биндер протестует, повторяя, по сути, слова Черникова: «Люди, которые сброшены на дно, разумеется, должны помогать друг другу. Товарищество нелегальных — почти как у преступников» (169).

Таким образом, окружение Штайнера и Керна, состоящее из беженцев и эмигрантов, в какой-то степени активно: образованы отдельные организации (например, комитет помощи беженцам), люди помогают друг другу, хотя очевидно, что в принципе их положения эти усилия не меняют, что такая помощь недостаточна. Необходима государственная поддержка, борьба людей за свои права. Но никто из них об этом не думает, в успех такого способа действия не верит. Не случайно Марилл с сомнением качает головой: »...на этом мы далеко не уедем» (314), то есть на политических лозунгах, призывах к «революционному пробуждению масс» (314).

Герои романа спасаются от напастей жизни каждый в одиночку или опираясь на случайную помощь такого же затравленного человека. Поэтому выбор заглавия для произведения американским переводчиком был оправдан.

На фоне более чем трехсот персонажей Ремарк выделяет несколько сквозных — Штайнера, Керна, Рут, Марилла, Классмана. Общим для них оказывается стремление делать добро. Идея активного действия, желания по мере своих сил и возможностей оказывать помощь друзьям, знакомым и малознакомым эмигрантам и беженцам, попавшим в беду, становится определяющей для автора при оценке героев, их поведения, взаимоотношений друг с другом. Эта идея отражена в названии романа «Возлюби ближнего своего» (с акцентом на первом слове).

Но и среди указанных персонажей выделяются два главных героя — Штайнер и Керн.

Керн — молодой человек, сын еврея и венгерки, бывший студент-медик, выброшенный из нормальной жизни, как и его многочисленные товарищи по несчастью.

Его отец, бывший владелец парфюмерной лаборатории, арестованный по ложному доносу о политической неблагонадежности, сделанному конкурентом, выслан из Германии вместе с семьей. Он вынужден оставить жену у ее родственников в Венгрии, теряет сына в Австрии. Ему пришлось спать на скамейках в парке, подрабатывать ведением бухгалтерских книг на угольном складе. Дважды его высылали из страны проживания и в конце концов превратили в разбитого судьбой человека, который смотрел на него с ужасающим смирением» (92) во взгляде. Он подобен щепке, плывущей по течению, подобен «обломку кораблекрушения».

Сам Керн вынужден торговать флаконами с туалетной водой и другими мелочами. Человек без паспорта, он лишен законного права на постоянное местожительство, на работу, и поэтому его высылают то в Австрию, то в Чехословакию, то в Швейцарию. Граница становится для него «второй родиной».

Год скитаний многому научил Керна: не говорить лишнего в полицейском участке, на таможне, в суде: «Он лгал гладко и быстро. Он с такой же готовностью рассказал бы и правду, но знал, что должен лгать. А чиновник знал, что ему надо поверить этой лжи, так как он никак не мог проверить ее. И вышло так, что оба они почти поверили в эту ложь» (32). Он выучился хитрить, ловчить, приспосабливаться к обстоятельствам: научился играть и выигрывать в карты («в скат играли эмигранты, в ясс — швейцарцы, в тарокк — австрийцы, а в покер Керн научился играть на всякий случай») (19), зарабатывал торговлей в розницу, не признаваясь в этом, иначе «его бы наказали и за торговлю, которой он занимался, не имея на нее разрешения» (12), перебивался случайной работой в тире, на аттракционах. Всего несколько месяцев назад Марилл помнил его «ребенком. Нежным и нуждающимся в утешении» (288—289). Штайнер отвечает, что Керн вызревает «под суровыми ветрами чужбины... Он живет в неустойчивом столетии, когда легко погибают, но и быстро растут» (288—289).

Он берет уроки игры в карты у Штайнера, уроки бокса у студента-блондина, учится французскому языку у профессора в тюрьме, учится говорить не шевеля губами и делать отмычки из проволоки у вора, изучает правила этикета под руководством растратчика, с благодарностью выслушивает сообщение Марилла о положении дел в чужой стране, предложение более опытного товарища варьировать свою «легенду» в зависимости от обстоятельств. Он приобретает и отрицательный опыт: случай с Биндингом учит его быть настороже со своим братом-эмигрантом; западня, устроенная ему Аммерсом, — опасаться евреев-доносчиков; шантаж Антона-почтальона и его жены — разбираться в людях.

Он учится блефовать не только в картах, но и в жизни. Если в начале книги «он решил завтра же научиться играть в карты, и, как ни странно, ему показалось, что это решение изменит всю его жизнь» (19), то примерно через полгода Керн чувствует себя вполне уверенно. «Керн выдержал взгляд. Он помнил о всех уроках, которые дала ему его беспокойная жизнь» (160—161). Он оказался способным учеником.

Штайнер стал для него первым и главным наставником, опекуном и старшим другом. Он называет Керна «малышом», делится деньгами и опытом тюремной жизни, устраивает на работу, дает ночлег, помогает увидеть разницу между беженцами и эмигрантами, русскими эмигрантами с нансеновскими паспортами и остальными эмигрантами, хитрить, избегать опасностей, а при случае мстить, как он, Штайнер, мстит Шеферу. Он внушает Керну, что Керн «солдат... Разведчик. Первооткрыватель. Пионер мирового космополитизма» (163), хотя Керн самый обыкновенный молодой человек. Тем самым Штайнер хочет сохранить в душе Керна способность сострадать, стремление бескорыстно помогать людям, верность в любви и дружбе.

Время от времени Керн и Штайнер меняются ролями: Керн становится наставником, Штайнер берет уроки. Так, Штайнер учится у Фреда-шулера играть и выигрывать в карты, Штайнер внимательно выслушивает и в конце концов использует советы кельнера кафе «Алебарда». Керн обучает игре в карты студента-блондина, профессор-онколог благодарен ему за практические советы. Сам Керн вспоминает студента, который дал ему уроки бокса: «Если бы не этот студент, я бы не смог сегодня так разговаривать с Аммерсом, — подумал он. — Это он мне помог, он и Штайнер, и вся эта жестокая жизнь. Она и должна меня ожесточить, но не должна разбить. Я буду защищаться!» (223—224).

Так в книгу входят элементы «романа воспитания» с его основной темой — темой становления личности. Керн укрепляется в своих нравственных позициях, приобретает опыт, проходит через лишения и разочарования, встречается с любовью и дружбой и остается верен себе. На вопрос судьи: »... вы верите еще во что-нибудь?» — он отвечает: «О, да! Я верю в святой эгоизм! В бессердечность! В ложь! В косность души!» — «Я так и думал. Иначе и не могло быть». — «Но это не все! — продолжал Керн спокойно. — Я верю также в товарищество, в любовь, в готовность прийти на помощь ближнему! С этим я тоже близко познакомился» (222).

Для такого типа романа характерны странствия героя в поисках своего места в жизни, самого себя, такой системы убеждений, нравственных принципов, которые помогли бы герою жить и выжить в трудных условиях, реализовать, насколько это возможно, свои способности.

Однако Ремарк пишет свой роман в середине XX века; в чистом виде подобный жанр в литературе не существует, да и не существовал — со временем постоянно изменялся. Роман воспитания, традиции которого прочно укоренились в немецкоязычной литературе и в творчестве писателей-эмигрантов, выходцев из Германии, обогатился традициями плутовского романа.

Жизнеспособность плутовского романа объясняется общественными тенденциями. Главный герой традиционного плутовского романа — шельма, пройдоха, предприимчивый человек, любыми путями стремящийся «выбиться в люди», то есть обогатиться, сделать карьеру, удачно жениться или выйти замуж.

В немецкой литературе XX века и в творчестве писателей-эмигрантов немецкого происхождения традиции плутовского романа и назначение героя-плута значительно изменились.

В романе Ремарка есть плуты и плуты. Для одних плутовство — способ извлечь выгоды из любой ситуации, нажиться за счет ближнего. К такого рода плутам относятся в книге Ремарка «стервятник», скупающий по дешевке остатки скарба эмигрантов, торговцы паспортами, конкуренты-доносчики, шантажисты-обманщики вроде Антона-почтальона и его жены, еврей-миллионер из «коллекции» Биндера, хозяин комиссионного магазина Соломон Леви, лицемер и эгоист Оппенгейм, мошенник Биндинг. К ним примыкают тайный нацистский агент Аммер, сын Классмана — юнгштурмовец. Возникает перекличка между плутами и фашистами. (Понятно, что сводить фашизм к плутовству, хотя бы и величайшему, и объявить эту точку зрения авторской было бы просто нелепо.)

С другой стороны, нищета, бесправие, всеобщая бесперспективность породили плутовство как способ спастись от бед, стремление изловчиться, приспособиться к ситуации, вместе с тем по возможности не предавая своих нравственных принципов. К плутам такого рода у автора отношение сочувственное. К ним относятся Штайнер, надувающий шулеров и австрийских и чехословацких таможенников; Керн, который обучается игре в карты, чтобы зарабатывать на жизнь. Плутуют Катарина Бринкман, по мужу Хиршфельд, стараясь родить ребенка чешским гражданином; кельнер кафе «Алебарда», давая осторожную рекомендацию Штайнеру купить паспорт умершего австрийца; Керн и его отец подбадривают друг друга, обманывая друг друга и нисколько не обманываясь насчет бедственного положения друг друга; надувают посетителей тира и аттракционов Потцлох и Керн, причем они плутуют весело, почти откровенно и по возможности артистично; вводит в заблуждение тюремщиков студент-блондин, заявляющий к тому же: «Мой дорогой... Вы (Керн. — М.Р.), кажется, еще не знаете, что мы живем в век обмана. Демократия сменилась демагогией» (145).

В подобных случаях плутовство не связано с унижением и страданием людей. Напротив, оно направлено на то, чтобы облегчить участь свою или тех, кто оказался рядом. Другое дело, что подобный способ устроить свои дела в принципе ничего не меняет, хотя и является своеобразной формой защиты.

Но там, где есть плуты и плутовство, есть и простаки — тип героя, также пришедшего из плутовского романа. Это люди, не желающие или не умеющие изменяться, приспосабливаться к обновляющейся, ухудшающейся общественной обстановке или утратившие в какой-то момент привычную настороженность, простодушные, доверчивые или слабые, беззащитные. Им остается только страдать, побираться, молить о милосердии, справедливости, впадать в отчаяние или гибнуть, кончать жизнь самоубийством.

Различные варианты таких судеб представлены в романе историями Барбары Кляйн, скрипача-профессионала, евреев в парижской префектуре, отца Керна, Фогта, готового сесть в тюрьму... отдохнуть. В роли простака выступает то Рут, не распознавшая негодяя в Герберте Биллинге; то адвокат Гольдбах, к которому равнодушна его жена, увидевшая в нем неудачника; то Керн — жертва мошенника Биндинга, шантажистов Антона-почтальона и его жены, тайного агента нацистов Аммерса; то таможенники, в пух и прах разгромленные Штайнером. К этому перечню можно присоединить скорбную «хронику» Морица Розенталя, самого «короля бродяг», и десятки безымянных беженцев и эмигрантов в тюрьмах, под стражей, в полицейских участках, на границе, в префектуре, на таможне и в судах.

Роман воссоздает конкретно-историческую картину жизни в странах Центральной Европы в 1936 году, в разгар фашизма в Германии, Италии, накануне второй мировой войны. Однако это лишь один, конкретно-исторический план. Ремарк не раз подчеркивает, что есть и второй, «вечный», общечеловеческий план.

Так, Марилл заявляет: «Вы находитесь в чудесном обществе. Данте был эмигрантом, Шиллер должен был удирать. Гейне, Виктор Гюго... Это лишь некоторые» (89). В Париже, рассматривая картины Сезанна, Ван Гога, Моне, Дега, Ренуара, Мане, Марилл вновь с горечью говорит: «Все они тоже были эмигрантами... Их гнали, высылали, изгоняли. Они часто голодали и оставались без крова. Многих из них современники игнорировали, многих оскорбляли, жили они в нищете и в нищете умирали, но взгляните, что они создали. Сокровища! Мировые шедевры!» (282). В свою очередь Штайнер называет Розенталя «королем бродяг», «вечным эмигрантом» (299). Наконец, не раз Штайнер называет Керна «странником», причисляя и себя к этому огромному семейству скитальцев, людей без родины.

Зло в представлении автора вечно, но вечно и добро. «Пока ты жив — еще ничто не потеряно!» (299).

Отвечая на вопрос, что же делать, автор вводит в роман двух главных героев — Штайнера и Керна. Если вначале Штайнер плутует и учит плутовать других, считая, что это — нормальный способ защищаться в мире, где царит беззаконие, то следующим его шагом является избиение полицейского Шефера, который ударил Штайнера при аресте и оклеветал его. Отметим, что полного удовлетворения от этого акта личной мести (ничем иным он и не является) Штайнер не испытал. Подобным же действием стало убийство Штайнбреннера. Конечно, этот поступок и самоубийство Штайнера — выражение активного индивидуального протеста против фашизма в целом и одного из его представителей — вахмистра Штайнбреннера, в частности.

В то же время прав И. Фрадкин, утверждая, что и в этом случае, и в романе в целом Ремарк вовсе не зовет к коллективной борьба с фашизмом [4; 101, 113].

Тем более что второй главный герой — Керн — вряд ли узнает, как погиб Штайнер; сам Керн вместе с Рут уедет в Мексику.

С другой стороны, не следует забывать, что Штайнер был наставником Керна; молодой человек следовал его советам, двигался в направлении, указанном его старшим другом.

А пока автор растворяется в решениях обоих героев, не решаясь сделать окончательный выбор, приходится делать вывод о противоречивости мировоззрения автора.

В художественном отношении этот роман нельзя отнести к лучшим в творчестве Ремарка. Эпизодическая структура произведения, состоящего из двух частей или из двадцати глав, каждая из которых состоит из отдельных эпизодов (в среднем по 5—7 в большинстве глав, а всего в романе 106 эпизодов, внутри которых находится множество отдельных историй), приводит к том}', что перед читателем появляется огромное количество действующих лиц (более трехсот) и событий, скорее обозначенных, намеченных, чем развернутых. Некоторые персонажи не успевают проявить себя.

Автор точно указывает время и место действия, события и персонажи быстро сменяют друг друга. Напрасно отдельные критики упрекали писателя, что, выходя за пределы личного опыта, Ремарк плохо представляет то, о чем пишет. Социально-бытовой фон в романе выписан конкретно, зримо и достоверно. Эта калейдоскопичность персонажей и событий в романе, а также печальный юмор скрадывает, смягчает впечатление унылого однообразия ситуации: ведь в каждой стране с беженцами и эмигрантами происходит одно и то же, разница в их положении невелика. Разве что со временем им все меньше места в Европе: Франция становится их последним прибежищем.

Но эпизодическая структура способствует ускорению романного действия, драматизирует романное время, раздвигает рамки романного пространства, помогает увидеть масштабность происходящих событий.

Примечания

1. Ремарк Э.М. Возлюби ближнего своего / Пер. с нем. Е. Никаева // Север. — 1966, — №6, — с. 14—109; 1967, — № 1, — с. 28—109.

2. Девекин В. Не сгоревшие на костре. Немецкая антифашистская литература 1933—1945 годов. — М.: Сов. писатель, 1979. — 440 с.

3. Ремарк Э.М. Возлюби ближнего своего. — М.: АО «ВИТА-ЦЕНТР», 1992. — 352 с. Далее в круглых скобках после цитат из романа указаны номера страниц по данному изданию.

4. Фрадкин И. Ремарк и споры о нем // Вопросы литературы. — 1963. — № 1, — с. 92—119.