Цитаты. Ремарк об одиночестве и любви, о жизни и смерти, деньгах и счастье

Самое худшее, когда нужно ждать и не можешь ничего сделать. От этого можно сойти с ума.

Ведь я всегда говорила: где у других людей сердце, у вас бутылка со шнапсом.

Сегодня главное: уметь забывать! И не раздумывать!

Ведь нужно уметь и проигрывать. Иначе нельзя было бы жить.

Ты — недолговечное соединение углеводов, извести, фосфора и железа, именуемое на этой земле Готтфридом Ленцем.

До чего же теперешние молодые люди странные. Прошлое вы ненавидите, настоящее презираете, а будущее вам безразлично. Вряд ли это приведет к хорошему концу.

После войны люди стали ходить на политические собрания, а не в церковь.

Надо все уравновешивать — вот в чем весь секрет жизни…

— Покоряться? — спросил я. — Зачем же покоряться? Пользы от этого нет. В жизни мы платим за все двойной и тройной ценой. Зачем же еще покорность?

Если не смеяться над двадцатым веком, то надо застрелиться. Но долго смеяться над ним нельзя. Скорее взвоешь от горя.

Человек — всего лишь человек.

Мир не сумасшедший. Только люди.

Человека теряешь только, когда он умирает.

Слишком много крови было пролито на этой земле, чтобы можно сохранить веру в небесного отца!

Разве хоть кто-нибудь может знать, не покажется ли ему со временем счастливым тот, кого он сегодня жалеет?

Вы не успели заметить, что мы живем в эпоху полного саморастерзания? Многое, что можно было бы сделать, мы не делаем, сами не зная почему. Работа стала делом чудовищной важности: так много людей в наши дни лишены ее, что мысли о ней заслоняют все остальное.<…>У меня две машины, квартира в десять комнат и достаточно денег. А толку что? Разве все это сравнится с таким летним утром! Работа — мрачная одержимость. Мы предаемся труду с вечной иллюзией, будто со временем все станет иным. Никогда ничто не измениться. И что только люди делают из своей жизни — просто смешно!

Мы стояли у могилы, зная, что его тело, глаза и волосы еще существуют, правда уже изменившись, но все-таки еще существуют, и что, несмотря на это, он ушел и не вернется больше. Это было непостижимо. Наша кожа была тепла, мозг работал, сердце гнало кровь по жилам, мы были такие же, как прежде, как вчера, у нас было по две руки, мы не ослепли и не онемели, все было как всегда… Но мы должны были уйти отсюда, а Готтфрид оставался здесь и никогда уже не мог пойти за нами. Это было непостижимо.

Жизнь есть жизнь, она не стоит ничего и стоит бесконечно много.

Человек вспоминает о своих скудных запасах доброты обычно когда уже слишком поздно. И тогда он бывает очень растроган тем, каким благородным, оказывается, мог бы он быть.

Целыми днями мы валялись на пляже, подставляя голые тела солнцу. Быть голыми, без выкладки, без оружия, без формы, – это само по себе уже равносильно миру.

А если вечно думать только о грустных вещах, то никто на свете не будет иметь права смеяться…

Потому что время от времени вдруг накатывалось прошлое и впивалось в меня мертвыми глазами. Но для таких случаев существовала водка.

Деньги, правда, не приносят счастья, но действуют чрезвычайно успокаивающе.

Поверхностны только те люди, которые считают себя глубокомысленными.

— Выпьем, ребята! За то, что мы живем! За то, что мы дышим! Ведь мы так сильно чувствуем жизнь! Даже не знаем, что нам с ней делать!

Жизнь — это болезнь, и смерть начинается с самого рождения.

Живем, питаясь иллюзиями из прошлого, а долги делаем в счет будущего.

Мы за равенство только с теми, кто нас превосходит.

Люди еще больший яд, чем алкоголь или табак.

В моей жизни так много переменилось, что мне казалось, будто везде все должно стать иным.

Ведь нет ничего прочного — даже воспоминаний.

Прошлое научило нас не заглядывать далеко вперед.

Она улыбнулась, и мне показалось, что весь мир стал светлее.

Люди становятся сентиментальными скорее от огорчений, нежели от любви.

Ты теперь вступаешь в период, когда проявляется разница между буржуа и кавалером. Чем дольше буржуа живет с женщиной, тем он менее внимателен к ней. Кавалер, напротив, все более внимателен.

До чего же страшно любить женщину и быть бедным.

Для оскорбленного чувства правда почти всегда груба и невыносима.

Я, между прочим, ссорился с каждой. Когда нет ссор, значит, все скоро кончится.

Все-таки странно, почему принято ставить памятники всевозможным людям? А почему бы не поставить памятник луне или дереву в цвету?..

Как это странно: люди находят подлинно свежие и образные выражения только когда ругаются. Вечными и неизменными остаются слова любви, но как пестра и разнообразна шкала ругательств! …умер человек. Но что тут особенного? Ежеминутно умирают тысячи людей. Так свидетельствует статистика. В этом тоже нет ничего особенного. Но для того, кто умирал, его смерть была самым важным, более важным, чем весь земной шар, который неизменно продолжал вращаться.

И когда мне становится очень тоскливо, и я уже ничего больше не понимаю, тогда я говорю себе, что уж лучше умереть, когда хочется жить, чем дожить до того, что захочется умереть.

Одиночество — извечный рефрен жизни. Оно не хуже и не лучше, чем многое другое. О нем лишь чересчур много говорят. Человек одинок всегда и никогда.

Когда умираешь, становишься каким-то необычайно значительным, а пока жив никому до тебя дела нет.

Я ничего не имею против приключений, и ничего — против любви. И меньше всего — против тех, которые дают нам немного тепла, когда мы в пути. Может быть, я немножко против нас самих. Потому что мы берем, а взамен можем дать очень немногое...

Насчет лени еще далеко не все ясно. Она — начало всякого счастья и конец всяческой философии.

— А ведь, собственно говоря, стыдно ходить по земле и почти ничего не знать о ней. Даже нескольких названий цветов.

— Не расстраивайся — гораздо более позорно, что мы вообще не знаем, зачем околачиваемся на земле. И тут несколько лишних названий ничего не изменят.

Свободен лишь тот, кто потерял все, ради чего стоит жить.

Нигде ничто не ждет человека, всегда надо самому приносить с собой все.

Человек велик в своих замыслах, но немощен в их осуществлении. В этом его беда, и его обаяние.

От принципов необходимо иногда отступать, иначе они не доставляют радости...

Были у нее два поклонника. Один любил ее и дарил ей цветы. Другого любила она и давала ему деньги.

Ночь многое усложняет.

Не следует затевать ссоры с женщиной, в которой пробудились материнские чувства. На ее стороне вся мораль мира.

Счастье — самая неопределенная и дорогостоящая вещь на свете.

Одинокий человек не может быть покинут. О эта жалкая потребность человека в крупице тепла. Да и разве вообще существует что-то, кроме одиночества.

Хорошо, что у людей еще остается много важных мелочей, которые приковывают их к жизни, защищают от нее. А вот одиночество — настоящее одиночество, без всяких иллюзий — наступает перед безумием или самоубийством.

Утешает только самое простое. Вода, дыхание, вечерний дождь. Только тот, кто одинок, понимает это.

Это целая вечность, если ты по-настоящему несчастен. Я была настолько несчастна — вся, полностью, что через неделю мое горе иссякло. Несчастны были мои волосы, мое тело, моя кровать, даже мои платья. Я была до того полна горя, что весь мир перестал для меня существовать. А когда ничего больше не существует, несчастье перестает быть несчастьем. Ведь нет ничего, с чем можно его сравнить. И остается одна опустошенность. А потом все проходит и постепенно оживаешь.

Кто одинок, тот никогда не будет покинут. Но иногда, вечерами, рушится этот карточный домик, и жизнь оборачивается мелодией совсем иной — преследующей рыданиями, взметающей дикие вихри тоски, желаний, недовольства, надежды — надежды вырваться из этой одуряющей бессмыслицы, из бессмысленного кручения этой шарманки, вырваться безразлично куда. Ах, жалкая наша потребность в толике теплоты; две руки да склонившееся к тебе лицо — это ли, оно ли? Или тоже обман, а стало быть, отступление и бегство? Есть ли на этом свете что-нибудь кроме одиночества?

В жизни больше несчастья, чем счастья. То, что она длится не вечно — просто милосердие.

Что может дать один человек другому кроме капли тепла? И что может быть больше этого?

У того, кто отовсюду гоним, есть лишь один дом, одно пристанище — взволнованное сердце другого человека.

Что может дать один человек другому, кроме капли тепла? И что может быть больше этого?

Забыть... Какое слово! В нем и ужас, и утешение, и призрачность.

Свободен лишь тот, кто утратил все, ради чего стоит жить.

Любовь — не зеркальный пруд, в который можно вечно глядеться. У нее есть приливы и отливы. И обломки кораблей, потерпевших крушение, и затонувшие города, и осьминоги, и бури, и ящики с золотом, и жемчужины... Но жемчужины — те лежат совсем глубоко.

Только не это. Остаться друзьями? Развести маленький огородик на остывшей лаве угасших чувств? Нет, это не для нас с тобой. Так бывает только после мелких интрижек, да и то получается пошловато. Любовь не пятнают дружбой. Конец есть конец.

Раскаяние — самая бесполезная вещь на свете. Вернуть ничего нельзя. Ничего нельзя исправить. Иначе все мы были бы святыми. Жизнь не имела ввиду — сделать нас совершенными. Тому, кто совершенен, место в музее.

— Вы не любите говорить о себе, не правда ли?
— Я даже думать о себе не люблю.

Смотри, там наверху закоченели голые звезды.

Самое правильное при расставании — уйти.

Мораль — выдумка слабых, жалобный стон неудачников.

Кто ничего не ждет, никогда не будет разочарован.

Любовь не терпит объяснений, ей нужны поступки.

Женщина от любви умнеет, а мужчина теряет голову.

У того, кто отовсюду гоним, есть лишь одно пристанище — взволнованное сердце другого человека.

Кто слишком часто оглядывается назад, легко может споткнуться и упасть.

Невозможно запереть ветер.

Нет. Мы не умираем. Умирает время. Проклятое время. Оно умирает непрерывно. А мы живем. Мы неизменно живем. Когда ты просыпаешься, на дворе весна, когда засыпаешь — осень, а между ними тысячу раз мелькают зима и лето, и, если мы любим друг друга, мы вечны и бессмертны, как биение сердца, или дождь, или ветер, — и это очень много. Мы выгадываем дни, любимая моя, и теряем годы! Но кому какое дело, кого это тревожит? Мгновение радости — вот жизнь! Лишь оно ближе всего к вечности.

Кто ничего не ждет, никогда не будет разочарован. Вот хорошее правило жизни. Тогда все, что придет потом, покажется вам приятной неожиданностью.

Без любви человек не более чем мертвец в отпуске, несколько дат, ничего не говорящее имя. Но зачем же тогда жить? С таким же успехом можно и умереть...

— Ты обязательно должен меня любить, иначе я пропала...
— Пропала? Как легко она это говорит. Кто действительно пропал, тот молчит.

Забыть... Какое слово! В нем и ужас, и утешение, и призрачность. Кто бы мог жить, не забывая? Но кто способен забыть все, о чем не хочется помнить? Шлак воспоминаний, разрывающий сердце. Свободен лишь тот, кто утратил все, ради чего стоит жить.

Жить — значит жить для других. Все мы питаемся друг от друга. Пусть хоть иногда теплится огонек доброты... Не надо отказываться от нее. Доброта придает человеку силы, если ему трудно живется.

Если хочешь что-либо сделать, никогда не спрашивай о последствиях. Иначе так ничего и не сделаешь.

Дай женщине пожить несколько дней такой жизнью, какую обычно ты ей предложить не можешь, и наверняка потеряешь ее. Она попытается обрести эту жизнь вновь, но уже с кем-нибудь другим, способным обеспечивать ее всегда.

Женщин следует либо боготворить, либо оставлять. Все прочее — ложь.

Никогда не следует мельчить то, что начал делать с размахом.

Любовь как болезнь — она медленно и незаметно подтачивает человека, а замечаешь это лишь тогда, когда уже хочешь избавиться от нее, но тут силы тебе изменяют.

Он почувствовал невыносимо острую боль. Казалось, что-то рвет, разрывает его сердце. Боже мой, думал он, неужели я способен так страдать, страдать от любви? Я смотрю на себя со стороны, но ничего не могу с собой поделать. Знаю, что, если Жоан снова будет со мной, я опять потеряю ее, и все же моя страсть не утихает. Я анатомирую свое чувство, как труп в морге, но от этого моя боль становится в тысячу раз сильнее. Знаю, что в конце концов все пройдет, но это мне не помогает.

Сердце, однажды слившееся с другим, никогда уже не испытает того же с прежней силой.

Не терять независимости. Все начиналось с потери независимости уже в мелочах. Не обращаешь на них внимания — и вдруг запутываешься в сетях привычки. У нее много названий. Любовь — одно из них. Ни к чему не следует привыкать. Любовь. Вечное чудо. Она не только озаряет радугой мечты серое небо повседневности, она может окружить романтическим ореолом и кучку дерьма… Чудо и чудовищная насмешка.

Ни один человек не может стать более чужим, чем тот, которого ты в прошлом любил.

Ежеминутно умирают тысячи людей. Так свидетельствует статистика. В этом тоже нет ничего особенного. Но для того, кто умирал, его смерть была самым важным, более важным, чем весь земной шар, который неизменно продолжал вращаться.

Весь день вокруг меня бурлило, словно везде били ключи; струи хлестали в затылок и в грудь, казалось, я вот-вот зазеленею и покроюсь листьями и цветами... Водоворот втягивал меня все глубже и глубже... И вот я здесь... И ты...

Жизнь слишком серьезная вещь, чтобы кончиться прежде, чем мы перестанем дышать. Одиночество — вечный рефрен жизни. Оно не хуже и не лучше, чем многое другое. О нем лишь чересчур много говорят.

Человек одинок всегда и никогда. Вдруг где-то в мглистой дымке зазвучала скрипка. Загородный ресторан на зеленых холмах Будапешта. Удушливый аромат каштанов. Вечер. И, — юные совы, примостившиеся на плечах, — мечты с глазами, светлеющими в сумерках. Ночь, которая никак не может стать ночью. Час, когда все женщины красивы. Вечер, как огромная бабочка, распластал свои коричневые крылья...

Жизнь скоро кончится, и будем ли мы радоваться или горевать — все равно, ни за то, ни за другое нам потом не заплатят.

Нельзя запереть ветер. И воду нельзя. А если это сделать — они застоятся. Застоявшийся ветер становится спертым воздухом. Ты не создана, чтобы любить кого-то одного.

Ночью время стоит. Идут только часы.

Человек велик в своих замыслах, но немощен в их осуществлении. В этом и его беда, и его обаяние.

Человек никогда не может закалиться. Он может только ко многому привыкнуть.

Один из двоих всегда бросает другого. Вопрос в том, кто кого опередит.

От оскорбления можно защититься, от сострадания нельзя.

Тоска по оставленному или покинувшему нас человеку как бы украшает ореолом того, кто приходит потом. И после утраты новое предстает в своеобразном романтическом свете. Старый искренний самообман.

Если кристалл раскололся под тяжелым молотом сомнения, его можно в лучшем случае склеить, не больше. Склеить, лгать и смотреть, как он едва преломляет свет, вместо того, чтобы сверкать ослепительным блеском. Ничто не возвращается. Ничто не восстанавливается.

Судьба никогда не может быть сильнее спокойного мужества, которое противостоит ей. А если станет совсем невмоготу — можно покончить с собой. Хорошо сознавать это, но еще лучше сознавать, что, покуда ты жив, ничто не потеряно окончательно.

И ничего не принимайте близко к сердцу. Очень немногие вещи в жизни долго бывают важными.

Даже в самые тяжелые времена надо хоть немного думать о комфорте. Старое солдатское правило.

У мужчины любовь в большей степени вожделение, у женщины — жертвенность. У мужчины примешано много тщеславия, у женщины потребности в защите... Многие называют любовью обычное томление чувств. А любовь — чувство в первую очередь душевно-духовное.

Любовь — это жертвенность. Часто и эгоизм называют любовью. Только тот, кто по доброй воле может отказаться от любимого ради его счастья, действительно любит всей душой.

Помните, ваша опора — в вас самих! Не ищите счастье вовне... Ваше счастье — внутри вас... Будьте верны себе.

Способность прощать — только это и есть в человеке от Бога.

Она идет своей дорогой так уверенно, будто могла бы пройти по ней и с закрытыми глазами.

Пусть наше счастье взлетает до звезд и солнца, и мы от радости воздеваем руки к небу, но однажды все наше счастье и все мечты кончаются, и остается одно и то же: плач о потерянном.

Мать — это самое трогательное из всего, что есть на земле. Мать — это значит: прощать и приносить себя в жертву. Для женщины, высший смысл которой состоит в ее женственности, материнство — прекраснейшая доля! Подумайте только, как это замечательно: продолжать жить в детях и таким образом обрести бессмертие.

Облака — вечные изменчивые странники. Облака — как жизнь... Жизнь тоже вечно меняется, она так же разнообразна, беспокойна и прекрасна...

Жить можно по-разному — внутри себя и вовне. Вопрос лишь в том, какая жизнь ценнее.

Любовь — высшая степень растворения друг в друге. Это величайший эгоизм в форме полного самопожертвования и глубокой жертвенности.

Женщина, не ставшая матерью, упустила самое прекрасное, да, самое прекрасное, что было ей написано на роду. Какое разливанное море счастья для матери заключено в первых годах ее ребенка, от первого неразборчивого лепета до первого робкого шага. И во всем она узнает себя самое, видит себя молодой и воскресающей в своих детях. Женщина может натворить в своей жизни Бог знает что. Но одно-единственное слово все перечеркивает: она была матерью.

Кто хочет удержать — тот теряет. Кто готов с улыбкой отпустить — того стараются удержать.

Пути назад в любви нет. Никогда нельзя начать сначала: то, что происходит, остается в крови... Любовь, так же как и время, необратима. И ни жертвы, ни готовность ко всему, ни добрая воля — ничто не может помочь, таков мрачный и безжалостный закон любви.

Видимо, жизнь любит парадоксы: когда тебе кажется, будто все в абсолютном порядке, ты часто выглядишь смешным и стоишь на краю пропасти. Зато, когда ты знаешь, что все пропало, жизнь буквально задаривает тебя — ты можешь даже не пошевелить пальцем, удача сама бежит за тобой, как пудель.

Разум дан человеку, чтобы он понял: жить одним разумом нельзя.

Люди живут чувствами, а для чувств безразлично, кто прав.

От судьбы никому не уйти. И никто не знает, когда она тебя настигнет. Какой смысл вести торг с временем? И что такое, в сущности, длинная жизнь? Длинное прошлое. Наше будущее каждый раз длится только до следующего вздоха. Никто не знает, что будет потом. Каждый из нас живет минутой. Все, что ждет нас после этой минуты, — только надежды и иллюзии.

Человек всегда становится пленником своей собственной мечты, а не чужой.

Женщина может бросить возлюбленного, но ни за что не бросит свои платья.

В моменты тяжелых душевных переживаний платья могут стать либо добрыми друзьями, либо заклятыми врагами; без их помощи женщина чувствует себя совершенно потерянной, зато, когда они помогают ей, как помогают дружеские руки, женщине намного легче в трудный момент. Во всем этом нет ни грана пошлости, просто не надо забывать, какое большое значение имеют в жизни мелочи.

Все на свете содержит в себе свою противоположность; ничто не может существовать без своей противоположности, как свет без тени, как правда без лжи, как иллюзия без реальности, — все эти понятия не только связаны друг с другом, но и неотделимы друг от друга...

В трудные времена наивность — это самое драгоценное сокровище, это волшебный плащ, скрывающий те опасности, на которые умник прямо наскакивает, как загипнотизированный. За спиной юной вакханки всегда можно различить тень хозяйственной матроны, а за спиной улыбающегося героя — бюргера с верным доходом.

Как прекрасны эти женщины, которые не дают нам стать полубогами, превращая нас в отцов семейств, в добропорядочных бюргеров, в кормильцев; женщины, которые ловят нас в свои сети, обещая превратить в богов...

Я понял, что нет такого места, которое было бы настолько хорошим, чтобы ради него стоило бросаться жизнью. И таких людей, ради которых это стоило бы делать, тоже почти нет. До самых простых истин доходишь иногда окольными путями.

Жизнь. Она расточает каждого из нас, подобно глупцу, который проигрывает свои деньги шулеру.

В тончайшем вечернем платье, если оно хорошо сидит, нельзя простудиться, зато легко простудиться в том платье, которое раздражает тебя, или же в том, двойник которого ты на этом же вечере видишь на другой женщине.

Деньги — это свобода, выкованная из золота.

Любовь — факел, летящий в бездну, и только в это мгновение озаряющий всю глубину ее.

Как мало можем мы сказать о женщине, когда счастливы. И как много, когда несчастны.

Совесть обычно мучит не тех, кто виноват.

У того, кто отовсюду гоним, есть лишь один дом, одно пристанище - взволнованное сердце другого человека.

Характер человека по-настоящему можно узнать, когда он станет твоим начальником.

Хорошо, что у людей еще остается много важных мелочей, которые приковывают их к жизни, защищают от нее. А вот одиночество — настоящее одиночество, безо всяких иллюзий — наступает перед безумием или самоубийством.

Что может дать один человек другому кроме капли тепла? И что может быть больше этого?

Такт — это неписанное соглашение не замечать чужих ошибок и не заниматься их исправлением.

Всё, что можно уладить с помощью денег, обходится дёшево.